В год 100-летия двух русских революций, Февральской и Октябрьской, обнаруживается немало параллелей между тем, что происходило в стране тогда и что происходит сейчас. Подчас выстраиваемые конструкции умозрительны. Однако слова Михаила Ломоносова — «народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего» — сегодняшнему моменту, как кажется, вполне подходят. О том, что заставляет искать аналогии между сегодняшним днем и правлением последнего российского императора Николая II Романова, мы поговорили с экономистом, членом Комитета гражданских инициатив Евгением Гонтмахером.

— На презентации в Екатеринбурге книги «1917: вокруг Зимнего» вы сказали, что, во-первых, последствия произошедшего в 1917 году Россия ощущает до сих пор и, во-вторых, можно найти массу параллелей между тем, что происходит в стране сейчас и тем, что происходило 100 лет назад. Согласны ли вы с концепцией цикличности истории?

— Все-таки я не историк и по вопросу цикличности у меня нет специального мнения. Что касается России нынешней и России столетней давности, то тут — да, на определенный повтор это тянет. Есть несколько признаков, которые наталкивают на эту мысль. В конце XIX — начале XX века Россия быстро развивается, в том числе в экономическом плане. Страна сопоставима с США по уровню производства. Хотя большая часть экономики, конечно, — это сельское хозяйство. Основная проблема в том, что самодержавная власть тогда не поспела в развитии политической системы за развитием экономики.

Евгений ГонтмахерВладимир Трефилов / РИА Новости

— Не поспела или не пыталась?

— 1905 год — царь вынужден был провозгласить манифест, созывая первую Думу. У просвещенных людей создалось впечатление, что всё — Россия вышла на путь конституционной монархии. Никто не возражал против монархии, но было бы как в Англии. Еще один важный момент. В России уже тогда была частная собственность: были землевладельцы, были крупные капиталисты-промышленники. Создавалось ощущение, что вот-вот это все сольется в единый поток и политика не будет препятствовать экономике. Но царь, который сначала дал некоторые свободы, потом стал их отнимать. Потом началась война, которая смазала несколько этот фон. Правда, возникает вопрос: почему в 1917 году самодержавие провалилось в два-три дня? Это продукт войны или это ошибка царя, побоявшегося делиться властью? 

— А как вы сами считаете?

— Думаю, что все-таки второе. Другое дело, что война это все ускорила и обострила. По большому счету, царя никто не защищал. Даже некоторые великие князья в феврале гуляли с красными бантами. Отречения государя требовали командующие фронтами, требовал начальник Генштаба генерал Алексеев. Это я к тому, что не надо ориентироваться на нынешние пресловутые 86%, все это очень обманчиво. Там, где политика входит в диссонанс с экономикой, система может развалиться в один день. В таких условиях что угодно может обвалить систему! 100 лет назад это были хлебные затруднения в Питере. Возвращаясь к вопросу о цикличности, сейчас мы тоже имеем определенный диссонанс. В 1990-е годы какие-то реформы командой Гайдара — Чубайса в экономике были сделаны. Но сейчас это все вошло в диссонанс с политической действительностью.

Одна из сцен Русско-японской войныKarl Bulla/Public domain/Wikimedia Commons

— Накануне русско-японской войны 1904–1905 годов Россия пыталась претендовать на особую роль в Юго-Восточной Азии, достаточно вспомнить историю с лесными концессиями в Корее и планы на Южную Маньчжурию. Правда, из этой войны, воспринимавшейся поначалу как стремительная и победоносная, страна вышла в кризисном состоянии, без Южного Сахалина, Ляодуна и Южно-Маньчжурской железной дороги. Нынешнее руководство страны пытается играть особую роль на Ближнем Востоке через Сирию, доминировать на постсоветском пространстве: Южная Осетия, Абхазия, ДНР, ЛНР. Не кажется ли вам, что все это какие-то похожие истории?

— Есть схожести и есть различия. Главная схожесть заключается в том, что тогдашняя Российская империя и нынешнее руководство страны смотрят на мир с точки зрения зон влияния. С поправкой, что 100 лет назад все так смотрели на мир — все захватывали новые территории, образовывали свои колонии. Сейчас же мировая парадигма поменялась.

Октябрьский переворотmovie «October»/Public domain/Wikimedia Commons

— Все-таки Россия никогда не была классической колониальной державой.

— Она, скорее, была асимметричной федерацией — вспомним автономность Финляндии, Царства Польского, среднеазиатских ханств, что совмещалось с самодержавием. Но перед русско-японской войной Россия попыталась вести себя именно как колониальная держава. Южная Маньчжурия, тем более Корея, — это густонаселенные территории с, скажем так, не славянским населением. От турок, как это было на братских Балканах, их освобождать было не нужно. Да и завоевание Южного Кавказа и Туркестана в 19 веке было типичной попыткой попасть в число колониальных стран. Но если вернуться к началу XX века, то мы считали, что японцы слабы — самодержавие обречено на постоянные просчеты. Царь не смог понять, что революция Мейдзи 1868–1889 годов сильно вывела эту страну вперед. Будучи наследником престола, Николай II, кстати, был в Японии сразу после этого, в 1891 году. Тем не менее просчитать возросшей мощи Японии мы не смогли и войну проиграли. Это был первый признак того, что государство начинает разваливаться. Но так тогда действовали все крупные страны мира, и они тоже проигрывали, достаточно вспомнить историю попыток англичан захватить Афганистан.

— Вы сказали, что Россия сейчас повторяет идеологию зон влияния. 

— Конечно, не в виде колоний, как это было 100 лет назад, когда даже на картах писалось — Британская Индия, Французская Гвинея. Сейчас это все уже ушло. Да, зоны влияния существуют и теперь, но у нас почему-то не могут никак понять, что они больше не связаны с территорией. Это больше не марионеточные правительства, которые делают то, что им говорит метрополия. Я говорю о таких вещах, как. например, английский язык. Сегодня мы приезжаем за границу, и там все — немцы, французы, русские — говорят на английском. Это ли не зона влияния? А культура? Распространившиеся по всему миру условные McDonald’s — это ли не влияние?

— В 2014 году, как только заговорили о влиянии США на события на Украине, Владимир Жириновский начал компанию против McDonald’s в России.

— А почему антиглобалисты так реагируют на «Макдональдсы»? Сейчас мы говорим про цифровизацию экономики. Послушайте, все пользуются продукцией Microsoft, Apple, Google. Это все американское, и это ли не настоящая зона влияния США сейчас? Я, запуская компьютер, автоматически начинаю пользоваться американской продукцией. И вряд ли мы сможем их здесь догнать. 

А для России зоны влияния — по-прежнему территории, тот же Крым, например. На самом деле вопрос один — почему за 25 лет независимости Украины у нас не хватило талантов сделать эту страну полностью пророссийской без территориальных переделов? Особенно если учесть количество пророссийски настроенных граждан, которых там изначально было очень много. Вспомните знаменитый поход Евгения Федоровича Сабурова в 1994 году — гражданин РФ, ставший вице-премьером Крыма! Сабуров ехал с мандатом сдвинуть Крым идеологически и экономически в сторону России, и [президент Украины Леонид] Кучма без проблем дал ему украинское гражданство. В Крыму был президент Юрий Мешков, который был тоже настроен абсолютно пророссийски! Центральная власть Украины тогда этому ничего особенно не противопоставляла, она даже играла в эту игру.

— Сейчас встал вопрос об ассоциации Украины с ЕС.

— В этом никакой трагедии на самом деле нет. Многие страны вокруг России имеют такие соглашения и спокойно торгуют с самой же Россией. Армения последние 15 лет обсуждает возможность ассоциации с ЕС. В случае с Украиной этой почему-то расценили как покушение на нашу примитивно понимаемую «зону влияния». Мол, НАТО там будет теперь стоять и все такое прочее. В результате мы имеем нарастающую международную изоляцию нашей страны, тяжелые проблемы во взаимоотношениях России с Западом, и просвета пока не видно. Сейчас мы развиваем ЕврАзЭс. С одной стороны, интеграция — это хорошо, государства создают объединения, торгуют. Другое дело, мы видим, как развиваются отношения в рамках ЕврАзЭс. Происходит обострение с Беларусью, слегка «налево» смотрит Казахстан, Армения ведет переговоры по ассоциации с ЕС. Полагаю, что все они подозревают, и, кстати, не беспочвенно, что Россия ведет свою политическую игру внутри ЕврАзЭс. Главная цель этой игры, как видят многие в Астане и Бишкеке, в Минске и Ереване, не в том, чтобы иметь совместную сильную экономику, а в том, чтобы иметь такую зону влияния, где суверенные независимые страны будут плясать под дудку России. По факту никто из членов ЕврАзЭс и ОДКБ не признал государственность Абхазии и Южной Осетии, а также российские права на Крым. Хотя, казалось бы, это наши ближайшие союзники.

— Каков, по-вашему мнению, мог бы быть выход?

— Пока не поздно, менять парадигму внешней политики. От зон влияния, предполагающих территориальный передел, надо переходить к парадигме «soft power». Ситуация уже очень запущена, а чем закончился 1917 год, все помнят. Ничего не хочу прогнозировать, но и сейчас у России есть какой-то очень ненулевой шанс, что это все может закончиться внесистемной встряской. Полиция, армия, суд — в феврале 1917 года все это в одночасье обвалилось. Не дай Бог, чтобы это повторилось, конечно. 

Николай IIPublic domain/Wikimedia Commons

Реклама

— История первых четырех Государственных Дум, может быть, — лучший ответ на вопрос «почему?». На фоне Первой русской революции Николай II в августе 1905 года выпускает манифест в редакции главы МВД Александра Булыгина. В нем крайне ограничены избирательные права. Вторую Думу распускают, не согласившись с крайне либеральным законопроектом кадетов о выкупе помещичьей земли. Почему последний Романов так боится дать выборные права своим подданным и возможность решать, как жить? 

— Вспомните Смутное время после смерти Ивана Грозного. Понятно, что это был плохой период: межвременье, войны, гибель и разорение. Но в этот момент представительная власть, как раз аристократическая, сыграла решающую роль в спасении страны. Царя Василия Шуйского избирали бояре, первого Романова — тоже. Это было коллективное решение тогдашней элиты, зачатки того, что происходило в Англии с ее Великой хартией вольностей. Я не очень понимаю, почему это не вылилось ни во что дальше. 

Как результат, наступило самодержавие, укрепившееся в эпоху Петра I. От Александра II не стоит требовать всего, но, вполне возможно, если бы не покушение, то он, может быть, решился бы на Конституцию. Николай II с точки зрения сохранения страны уже постоянно опаздывает. К тому же действует крайне непоследовательно: дает право избирать Думу, но затем ее распускает. Он словно постоянно чего-то боялся. Николай II, как кажется, постоянно нес на себе ответственность за судьбу 300-летней монархии в России и постоянно боялся, что может все это профукать. Сейчас ситуация гораздо хуже.

— Почему? 

— Давно, в 1990-х, была приватизация. Хоть она и проводилась очень варварски, появилась частная собственность, появилась попытка построить демократию. После этого никаких движений в сторону прогресса нет. Более того, с конца 90-х наблюдается последовательная тенденция к тому, чтобы все отыграть обратно, все заморозить и законсервировать. В экономике идет последовательная линия на увеличение участия государства. По разным подсчетам, государство сейчас контролирует через пакеты акций и свое участие в проектах до 70% экономики страны. 

Сейчас дело уже не в одних только честных выборах или их отсутствии. В числе прочего надо начинать приватизацию госкомпаний: Газпрома, Роснефти, РЖД и ряда других. Примерно то, что в свое время Чубайс сделал с РАО «ЕЭС». Но он сделал это на изолированном кусочке наших реалий, и больших эффектов тогда не возникло. Вот когда государство вместо 50 с лишним процентов акций «Газпрома» будет владеть 5% или вообще ничем —только тогда начнется настоящая конкуренция, так как вместо «Газпрома» моментально образуется десяток компаний, которые будут соперничать друг с другом. 

— Кажется, это вопрос из серии, что первично — яйцо или курица, экономика или политика. 

— Сейчас мы имеем феномен Навального. Хочу сразу сказать — я не его сторонник, это вообще не герой моего романа. Но пока такого типа люди не будут допущены до публичной политической жизни, пока они не получат телевизор, пока они не получат право баллотироваться, все остальное тоже не имеет никакого смысла. 

Еще один пункт — стране нужно местное самоуправление. Что сделали с местным самоуправлением за последние 15 лет? Его просто ликвидировали. Между прочим, местное самоуправление в России — заслуга еще Александра II. Произведенная им земская реформа имела такой эффект, что ни Александр III, ни Николай II ее не порушили. Это была очень хорошая основа. Если бы к этому случилась еще и конституционная монархия, то, я уверен, Россия сейчас была бы колоссальной супердержавой. Ничуть не меньше, а то и больше США. 

Помните прогнозы Менделеева, что к началу XXI века в России будет около 600 миллионов жителей? Это все было вполне возможно, нужна была только последовательная линия в управлении страной. У нынешней правящей элиты даже колебаний нет никаких. Они не испытывают никаких сомнений, считая, что только так, как они полагают, и никак иначе мы можем противостоять внешним и внутренним угрозам. На самом деле это сильно напоминает стратегическую слепоту последнего российского императора и его окружения.

Одна из демонстраций времен Февральской революцииPublic domain/Wikimedia Commons

— Как думаете, программа реновации, которую начали обкатывать с Москвы, не сыграет роль детонатора, как земельный вопрос 100 лет назад?

— Проблема на самом деле есть. В Москве действительно достаточно много людей живет в изношенном жилье. Но дело в другом. Во всем происходящем, как кажется, проявляется элемент большевизма или даже мессианства. Это действительно почти что библейская история с Иисусом, который, как мессия, только один знал, как провести человечество в светлое будущее. 

Многие наши руководители, в том числе молодые, тоже считают, что являются носителями сокровенной истины, которую остальной народ должен коленопреклоненно принять. Николай II с этим мессианством доигрался. Человек не на своем месте — это про него сказано. 

В отношении Путина так сказать трудно, он умный и профессиональный во многих отношениях человек. Но он лишь человек. Если ты берешь на себя бремя единоличного толкования глубинного смысла, как жить стране с 145 миллионами населения, то неизбежно будешь ошибаться. 

Эта же философия исповедуется и многими начальниками поменьше. Вот, Сергей Семенович Собянин, у него возникла идея реновации Москвы. Он, конечно, пришел к Владимиру Владимировичу, тот кивнул головой, и все началось. Я практически уверен, что Путину никто не объяснил толком, что это такое будет, хотя общее понимание того, что проблема ветхого жилья присутствует, у него есть. К слову, реальные хрущевки были снесены еще при [Юрии] Лужкове. Пока то, что я вижу у нас, — это попытка создать российский Сингапур.

— В Москве и Екатеринбурге, когда вводили систему платных парковок и говорили о чрезмерном количестве автомобилей на руках у населения, постоянно вспоминали опыт Сингапура. 

— Количество визитов в Сингапур наших чиновников сейчас просто зашкаливает. Даже определенная мода на это сложилась. Но, по сути, сингапурская модель построена вокруг просвещенного авторитарного правителя. Он всегда абсолютно бескорыстный, ни в чем не замеченный. Он даже из-за коррупции посадил в тюрьму своих ближайших друзей. И, конечно, он знает всё и знает как. Например, нельзя в Сингапуре жевать жвачку. Как оказалось, дорого ее отдирать от асфальта. Дал указание и всё — народ не жует жвачку. Перенимать это все для России просто смешно. Надо понимать, что Сингапур — маленький город-государство, основанный в XIX веке англичанами на месте рыбацкой деревни. Все-таки у России совершенно другая история и культура, несопоставимо бÓльшие пространства. 

— Каковы, по-вашему, перспективы у идеи восстановления монархии в России? Тему постоянно поднимают в последнее время.

— Обратите внимание, Владимир Владимирович за все время своего руководства (включая президентство Медведева), считайте уже 17 лет, не получил ни одного ордена. Казалось бы, мелочь, но очень важная. Уверен, что Путин не хочет своей династии, как это сделал, например, Наполеон во Франции. Полагаю, Владимир Владимирович вообще думает, что он демократ. Посмотрите, у нас нет массовых репрессий. В этом плане он не Сталин, иначе мы бы с вами уже не разговаривали сейчас. Мы можем за границу ездить, можем читать почти кого угодно. В узком смысле слова он не националист, вспомните, как он гнобит всех этих Демушкиных и Поткиных. В экономике он тоже придерживается довольно либеральных ценностей. Искренне считает, что необходим бездефицитный бюджет. Ратует за частную собственность, правда, управляемую государством (не в этом ли оксюмороне — корень органической ущербности нашей экономической системы?). Он не хочет возврата к советскому строю. Кажется, он своей в голове уже выстроил идеальную схему. По-русски это называется госкапитализм. Все должно управляться в сфере его протянутой руки. Но вот монархии при нем не будет, я в этом уверен. А не высказывается он по этому поводу только потому, что это все не очень серьезно.

“Уверен, что Путин не хочет своей династии, как это сделал, например, Наполеон во Франции”Наиль Фаттахов / Znak.com

— Как в таком случае будет развиваться ситуация? 

— Классика жанра: три сценария. Первый: хаос типа февраля 1917 года, когда из-за какого-то случайного стечения обстоятельств всё срывается с катушек и идет вразнос, власть валяется на улице и никто особенно ничего не понимает. Вероятность сценария не нулевая, но и не такая большая. Второй вариант: Владимир Путин сам приходит к понимаю того, что нужны реформы. В этом случае ситуацию не размораживают целиком и проводят какие-то реформы в рамках прежней, по сути самодержавной системы власти. В чем-то это напоминает начало горбачевской Перестройки. Но самый вероятный сценарий — это тот, когда ничего меняться не будет. Будут идти разговоры о реформах, возможно, даже создадут министерство по делам реформ, какие-то законы даже будут принимать. Но по большому счету всё останется так, как есть.

— Такое, кажется, уже проходили. 

— Косыгинские реформы, например. В 60-е у СССР был последний шанс пойти по нынешнему китайскому варианту, но испугались. Чего? Испугались событий в Чехословакии 1968 года. Показалось, что чуть вожжи стоит отпустить — и народ выйдет на улицы. Была попытка начать реформы в середине 2000-х. Пошли деньги от нефти, и когда нацпроекты запускали, Путин сказал, что это прелюдия к реформам. Но все опять свернули, потому что в Киеве случился Майдан (еще первый). Именно поэтому я думаю, что все будет идти по-прежнему. Будут отчитываться о чем-то, например, цифровизовали 10% экономики, потом цифровизовали 20% экономики и т. д. А по сути не будет меняться ничего. Все как у нас любят: гнать туфту и правильно писать отчеты. 

— Что тогда будет происходить со страной?

— Медленное угасание. Территориального распада не случится, даже китайцы ничего не будут в этом направлении предпринимать. Просто загончиком огородят, это уже начинают делать, и будут смотреть на нас как на зачумленных, лепрозорий такой. Да, будут покупать немного нефти, немного газа, леса. Но мы отстанем навсегда от того цивилизационного поезда, который не без проблем, но идет вперед. Какие-то люди еще уедут отсюда, а те, кто останутся, будут адаптироваться. На кухне, конечно, будут ворчать, но действовать по принципу «лишь бы не было войны». Такие настроения уже есть, причем даже среди тех, кто относительно неплохо живет. Мол, пожили в 2000-х и хватит, зато нас не захватили, мы сохранили независимость. Для бÓльшей части населения России эти формулы способны работать очень долго. Да, это примитивизация страны, уход из второго эшелона мировых держав на пятый ряд. Но на жизнь Владимира Владимировича этого хватит, он может не беспокоиться.

Navalny.com

— Молодежь, которая массово вышла на улицы в марте за Навального против коррупции, эта перспектива, похоже, не очень устраивает. Если мы вспомним, кем по своему происхождению были революционеры, даже Ульянов-Ленин, то обнаружим некоторые параллели. 

— На протест сейчас вышла далеко не самая худшая часть нынешней молодежи. Та часть, которая чем-то интересуется, пользуется интернетом, размышляет, спорит, обменивается впечатлениями о жизни. Это в массе думающие люди, которые осознали тихий ужас происходящего и у которых лично в этой стране нет особых перспектив. 

Социальные лифты сейчас разрушены. У нас возникла новая номенклатура, когда сыночки-дочки тех, кто поднялся в 90-е годы, занимают хорошие посты на всех уровнях. Даже с хорошим образованием попасть в эту касту сейчас практически невозможно. Поэтому у части молодежи есть чувство некой социальной несправедливости, они не видят своего будущего.

Жизненная стратегия для конкретной типовой молодой семьи на 10-15 лет не просматривается абсолютно. Действительно, если мы посмотрим на революционные элементы начала XX века, и не только на Ленина или Сталина, то увидим, что это не только и не столько люди из низов. Да, были какие-то отдельные выходцы из рабочего класса и крестьянства. Но большинство было из привилегированных городских слоев, многие из них получили университетское образование, кто-то даже за границей, знали языки — и именно у этих людей тогда возник дискомфорт. Они вдруг увидели, что в России социальные лифты, как и сейчас, не работают или остановлены, особых перспектив, чтобы это исправить эволюционным путем, нет. 

— Полагаете, у Навального есть шанс повторить путь Ленина?

— Знаете, скорее, все-таки нет. Тогда, 100 лет назад, в стране был целый слой, открыто противопоставлявший себя самодержавию. Это были не только бомбисты, но и просто многие интеллигентные люди, которые пытались минимизировать свои контакты с властями. Сейчас такого слоя я не вижу. Зато есть знаменитые 86%, до которых истину вполне успешно доносят Соловьев с Киселевым. Кроме того, Ленин вышел из среды таких выдающихся предшественников, как Маркс и Энгельс, Плеханов и Мартов. А у Навального такой идеологической предыстории нет. Он конструирует свои взгляды на ходу, подстраиваясь под сиюминутную конъюнктуру. Правда, власть ему сильно наигрывает карту своими ветхосоветскими контрпропагандистскими выпадами. Но его дальнейшая политическая судьба непонятна и, видимо, зависит от случайного стечения обстоятельств, как это не раз случалось в истории России.