Выездная коллегия Приволжского окружного военного суда приговорила тюменского блогера Алексея Кунгурова к двум годам колонии-поселения за оправдание терроризма по части 1 статьи 205 УК РФ. Как рассказывал Znak.com, семья Кунгурова считает одним из виновников своих несчастий автора лингвистической экспертизы постов Алексея в ЖЖ – доцента ТюмГУ, преподавателя кафедры журналистского мастерства Владимира Лысова. Жена Кунгурова Асия Байшихина назвала ученого без обиняков – стукачом. «В своём заключении Лысов пишет: “Таким образом, проанализировав текст блогера с никнеймом «kungurov», можно констатировать, что в его словесных оборотах присутствуют призывы к расколу в обществе, к конкретным, иными словами, к революционным действиям определённого характера, к дестабилизации общественно-политической жизни страны». Также он выявил у блогера «словосочетания тенденциозные, агрессивно настроенные, недвусмысленно призывающие к насильственным действиям в отношении к Президенту России»…», – писала Байшихина.
Корреспондент Znak.com поговорил с Владимиром Лысовым и задал ему несколько вопросов по делу Кунгурова.
– Ваша лингвистическая экспертиза стала основанием для вынесения обвинительного приговора Алексею Кунгурову. В его ЖЖ можно прочитать, что вы знакомы лично, это правда?
– Когда-то я помогал его устроить в армию, чтобы он служил в двух шагах от своего дома. Он учился в Тюменском училище искусств, и я его помог устроить в армию художником. Так что Алексей должен быть мне благодарен за это дело. Представьте себе, что вас призывают в армию и в 200 метрах от дома будет ваше место службы. Это же прекрасно. Это во-вторых. А, во-первых, вы не совсем правы. Есть лингвистическая экспертиза, а есть экспертная оценка, исследование. Это разные вещи, земля и небо. Мне обидно за коллег-журналистов, которые этого не понимают и передергивают факты. Есть такое правило – выслушайте вторую сторону. А меня коллеги по перу и стукачом, и как только не обзывают. Ну ладно, Господь все видит.
– Вы журналист и преподаете на кафедре журналистики ТюмГУ. Что вы думаете о свободе слова и о политической цензуре в современной России? Можно ли подвергать критике действия президента и других представителей исполнительной власти?
– А вы что, считаете, у нас его не критикуют? Вот будет пресс-конференция, думаете, острых вопросов ему не будут задавать? Критика должна быть конструктивной. Критика обязана быть конструктивной. Это еще в советские времена было. Просто так охаивать – большой мудрости не надо. А ты предложи вариант. А для того чтобы предложить, надо маленько глубже смотреть, да и разбираться в некоторых вещах. А так охаивать, особенно нецензурной лексикой… это очень печально.
– А как вас привлекли к участию в деле Кунгурова? Вы были добровольцем или ФСБ оказывало давление на вас?
– Что значит «добровольно»? Вы, если знакомы с Гражданским процессуальным кодексом, должны понимать, что добровольно ничего не делается. Добровольно оно не будет служить документом юридическим, ни один суд просто так не возьмет. Все делается по запросу.
– Поступил запрос? От кого и куда?
– В детали не буду вдаваться. Поступил мне запрос. В письменном виде. Где просят ответить на три вопроса. Я на них ответил – совершенно открыто и никого не таясь. Таких экспертиз было несколько. А то, что считают, что именно мое экспертное исследование легло в основание [решения суда] – это мнение дилетантов. Это совершенно не так. Оно не может быть основанием для столь серьезного решения, оно идет в общем ряду [с другими доказательствами]. Пока лично, своими глазами, мы не увидим решения суда, его мотивировочную часть, мы не можем утверждать, что мой текст лег в основу приговора.
– По вашей просьбе слушание дела сделали закрытым. Вы правда получали угрозы от людей, недовольных преследованием Кунгурова?
– Откройте интернет, почитайте, вы увидите эти угрозы, они есть до сих пор. Это небеспочвенно, есть основания [для опасений].
– Считаете ли вы справедливым приговор суда?
– Я, честно говоря, ждал другого. Я ждал более мягкого. Я встречался с мамой Алексея дважды, и знаю, что у него дети, одному два года, другому шесть. И по-человечески мне Алексея жаль. Я думал, что ему все-таки условно дадут. Или отправят дело на новое доследование, что-то такое. Поскольку я знаю его с раннего возраста. Я не кровожадный…