Никита Михалков выпустил автобиографическую книгу «Территория моей любви», в которой рассказывает о своих знаменитых предках, родственниках, которых успел застать в живых, семье, друзьях, коллегах и, разумеется, фильмах — в которых сыграл и которые снял. «Лента.ру» публикует некоторые цитаты из автобиографии Никиты Михалкова, которая вышла в издательстве «Эксмо».
Книга «Территория моей любви» условно делится на две части — семья и работа. В первой части режиссер отдельные главы посвящает отцу, матери и «дяде Мише» — брату отца. Как-то он поделился с маленьким Никитой приключившейся с ним на фронте историей, которая врезалась племяннику в память. Говорит о няне-испанке и детстве, проведенном на Николиной Горе. О школе и попытке встроиться в компанию детей высокопоставленных родителей, живущих в Доме на набережной. О первых влюбленностях, студенчестве и службе на Тихоокеанском флоте. И, наконец, о коротком браке с Анастасией Вертинской и жизни со второй женой Татьяной. Но все же немного большую часть в книге занимает кино. Что ожидаемо, поскольку Михалков не устает повторять, как оно важно для него. И последовательно и подробно рассказывает о своих актерских работах и снятых фильмах.
***
«Недавно мне принесли духовные завещания предков (по линии Михалковых) времен Ивана Грозного. Такие трогательные бумаги!.. Что кому отписать: кому саблю какую-то, а этому корову, шкуры какие-то. А тот еще остался предку должен две штуки сукна».
***
«Я долго не мог понять, почему на меня изумленно смотрит класс, когда я утром честно признаюсь учительнице, что опоздал, потому что Рихтер играл на пианино до трех часов ночи и не давал спать».
Братья — Андрей и Никита Михалковы. 1949 год Фото предоставлено издательством «Эксмо»
***
«Мама на десять лет старше отца. Она никогда не вступала в партию, всегда ходила в храм Божий, у нее был духовник, дома всегда висели иконы. Если возникали “вопросы”, отец говорил, обязательно заикаясь, начальству: “Ну что вы хо-хо-тите, она 1903 го-о-да рождения. Ей уже че-че-тырнадцать лет было, когда революция свершилась!”».
***
(О матери) «Ей много раз звонили и заговорщицким тоном произносили в телефонную трубку: “Знаете, где и с кем сейчас ваш муж?”. Она отвечала: “Пожалуйста, больше не набирайте этот номер. Никогда”».
***
(Об отце) «Журналисты со свойственным им сарказмом, как бы “наивно”, спрашивают: “Скажите, а как так получилось, что вы и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе как-то всегда в порядке?”. Отец (без паузы): “Волга течет при всех властях”».
***
«Можно добровольно встать на эшафот — такие люди у меня вызывают восхищение. И в то же время я не могу осуждать тех, кто сохранил себе жизнь, не декларируя свою точку зрения, но и не совершая зла. К таким людям принадлежал мой отец».
***
«Русский человек так устроен. У нас же нет свободы, у нас воля, а это совсем разные вещи. Поэтому такие вещи, как чередование кнута и пряника, — неоценимо важны. Но еще важнее знать, вернее, интуитивно чувствовать, когда что применить».
***
(Об Анастасии Вертинской) «Хотя многочасовое ожидание с букетом цветов у подъезда в надежде на случайную встречу не мой жанр, под Настиными окнами я выстоял достаточно. Не знаю, любила ли она меня когда-нибудь так, как я в нее был влюблен. В то время у нее был такой выбор! Такой пасьянс лежал перед ней… Она могла “снять с полки” любого. Но именитость ей была не важна и не нужна, она сама была дочкой Вертинского».
***
«Я очнулся на лестничной клетке этажом ниже квартиры Дыховичного. Мы стояли у окна, обнявшись, и целовались, бесконечно и неудержимо… Если бы это было летним днем, я назвал бы случившееся солнечным ударом».
***
«Все слилось в сплошную гулянку — мы с Настей кочевали из одной компании в другую: пили, пели, говорили. Я, правда, еще дрался. Бесконечно! Пил и бил. За что? Да за все! За слово, за взгляд…».
***
«К Насте я испытывал совершенно изумительные чувства, которые трудно выразить словами, как-то идентифицировать и определить. И очень боялся ее потерять. Многие молодые мужчины страшатся известия, что их девушка ждет ребенка, а я, узнав о Настиной беременности, был абсолютно счастлив. Шел по ночной Москве с идиотской улыбкой на лице и думал: “Все, теперь точно “не соскочит”, будет моей, никуда не денется!”».
***
«Я всегда считал, что любой мужчина, который хочет продолжать жить в нашей стране, должен пройти армию».
***
«Я-то к факту рождения Ани и Темы отнесся спокойно. Родились, и славно. Аня даже какое-то время жила в коробке из-под ботинок, поскольку я не удосужился купить кроватку».
***
«Смотрю ли я “Спокойной ночи, малыши!”, когда Аня их ведет? К сожалению, я в это время работаю, но несколько раз посмотрел».
Никита Михалков с дочерью Надеждой Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости
***
«Я помню, как позвонил Наде, мне нужен был чей-то телефонный номер. Она сказала, что мне через двадцать минут перезвонит ее муж Резо и продиктует номер. А спустя двадцать минут перезвонила сама Надя и сказала, что она только что родила. Это очень о многом говорит».
***
«Действительно, серьезная беда, когда актер, однажды найдя органичный образ и удачно его использовав, становится его жертвой».
***
«Меня, например, больше интересуют не слезы в глазах актера, а их рождение. Когда актер в драматической сцене не знает, что ему играть, он сразу плачет, и все охают: ох, как он играет! А у него просто легко текут слезы».
***
«Оставьте классиков в покое! Я иногда представляю себе, что сделал бы Достоевский с режиссером, который поставил его “Братьев Карамазовых” в том виде, как они идут в наши дни. Или что бы сделал, скажем, Гоголь, увидев то, что сотворили с его “Мертвыми душами”».
Никита Михалков (с громкоговорителем) на съемках фильма «Очи Черные» Фото: Виталий Арутюнов / РИА Новости
***
«Один раз я выгнал из группы человека, который во время съемки посмотрел на часы — мол, скоро обед? Все. Он не мог работать в нашей команде, потому что не делился своим вниманием, своей энергией с артистом перед кинокамерой».
***
«Когда в Московском художественном театре случались выходные, Иван Михайлович Москвин приезжал в театр, выпивал с реквизитором, брал у него детский гробик, нанимал извозчика и ездил с этим гробиком по городу, рыдая. Старушки крестились, женщины утирали слезу… Вот — квинтэссенция актерства».
***
«Никогда не был диссидентом, потому что я вообще не люблю объединений вокруг “нет”, это разрушительно. Люблю объединения вокруг “да”».
***
«Без юмора в кино работать невозможно. Тогда после первой же картины ты начинаешь считать себя гением, и уже никто тебя не свернет с этого пагубного пути. А еще лучше — быть непризнанным гением. Чтобы всю жизнь крепко квасить, ругать своих коллег и рассказывать, как бы ты сыграл или какое бы снял кино, но тебе не дали».
***
«У меня такое чувство, что я снимаю одну длинную картину, независимо от того, во что люди одеты, что они говорят…».
Никита Михалков в роли Котова на съемочной площадке фильма «Утомленные солнцем-2» Фото: Централ Партнершип / РИА Новости
***
«Дела Сталина, его пробы, ошибки — это же не шутка. Все набело пишется, и в какой книге… Что стоит на кону — страна, народ. Сталин — трагическая, страшная фигура. Облеченная невероятной властью, тотально одинокая — иначе и быть не могло».
***
«Люблю гениальные слова Юза Алешковского: “Свобода — это абсолютное доверие Богу”. Не вера, а именно доверие. То есть я не просто верю в Тебя, я доверяю Тебе во всем. И потому свободен».
Наталья Кочеткова
Источник: lenta.ru