Стоял обычный июльский день, в лаборатории Университета Дьюка в двух разных комнатах сидели две макаки резуса. Каждая смотрела на свой компьютерный экран с изображением виртуальной руки в двухмерном пространстве. Задача обезьян заключалась в том, чтобы направлять руку из центра экрана к цели. Когда они добивались в этом деле успеха, ученые награждали их глотком сока.
Но здесь таилась одна хитрость. У обезьян не было джойстиков или каких-то других устройств, чтобы осуществлять манипуляции с экранной рукой. Но в тот участок мозга, который отвечает за движения, им вживили электроды. Электроды улавливали и передавали нейронную активность на компьютеры через проводные соединения.
Но еще интереснее другое. Приматы совместно управляли движением цифровой конечности. Так, в ходе одного эксперимента одна из обезьян могла управлять только движениями по горизонтали, а вторая — только по вертикали. Но макаки начали учиться по ассоциации, и определенная манера мыслить привела к тому, что они смогли перемещать руку. Поняв эту причинно-следственную закономерность, они продолжали придерживаться такого образа действий, по сути дела, совместно думая, и таким образом, подводя руку к цели и зарабатывая сок.
Возглавлявший исследование нейробиолог Мигель Николелис (Miguel Nicolelis) (его результаты были опубликованы в этом году) известен своим весьма примечательным сотрудничеством, которое он называет brainet, или «мозговая сеть». Он надеется, что в конечном итоге такое сотрудничество умов можно будет использовать для ускорения реабилитации у людей, пострадавших от неврологических нарушений. Точнее, мозг здорового человека сможет работать интерактивно с мозгом пациента, перенесшего, скажем, инсульт, и тогда пациент быстрее научится говорить и двигать парализованной частью тела.
Работа Николелиса это лишь очередной успех в длинной череде побед современных нейротехнологий: интерфейсы для нервных клеток, алгоритмы для дешифровки или стимулирования этих нервных клеток, карты мозга, дающие более четкое представление о сложных цепочках, управляющих познанием, эмоциями и действиями. С медицинской точки зрения, это может принести большую пользу. Среди прочего, можно будет создавать более совершенные и расторопные протезы конечностей, которые смогут передавать ощущения тем, кто их носит; можно будет лучше понять некоторые заболевания типа болезни Паркинсона, и даже лечить от депрессии и многих других психических расстройств. Вот почему во всем мире проводятся крупные исследования в этой области с целью продвижения вперед.
Но в этих новаторских достижениях может быть и темная сторона. Нейротехнологии являются инструментами «двойного назначения», а это значит, что их можно применять не только для решения медицинских проблем, но и в военных целях.
Те аппараты для сканирования мозга, которые помогают диагностировать болезнь Альцгеймера или аутизм, можно по идее использовать для чтения чужих мыслей. Прикрепленные к мозговой ткани компьютерные системы, которые позволяют парализованному пациенту силой мысли управлять роботизированными придатками, можно также использовать для управления бионическими солдатами и пилотируемыми летательными аппаратами. А те устройства, которые поддерживают дряхлеющий мозг, можно применять для внушения новых воспоминаний или удаления существующих — как у союзников, так и у врагов.
Вспомним идею «мозговой сети» Николелиса. По словам специалиста по биоэтике профессора Джонатана Морено (Jonathan Moreno), работающего в Пенсильванском университете, посредством слияния мозговых сигналов, поступающих от двух и более людей, можно создать непобедимого супервоина. «Представьте себе, что мы можем взять интеллектуальные познания, скажем, у Генри Киссинджера, который знает все об истории дипломатии и о политике, а затем получить все знания у человека, изучившего военную стратегию, у инженера из Управления перспективных исследований министерства обороны (DARPA) и так далее, — говорит он. — Все это можно будет объединить». Такая мозговая сеть позволит принимать важные решения военного характера на основе практического всезнания, и это будет иметь серьезные политические и общественные последствия.
Надо сказать, что пока это идеи из области научной фантастики. Но через какое-то время, утверждают некоторые эксперты, они могут стать реальностью. Нейротехнологии стремительно развиваются, а это значит, что не за горами то время, когда мы обретем новые революционные способности, и неизбежно начнется их промышленное внедрение. Управление перспективных исследований, проводящее важные научные и опытно-конструкторские работы в интересах министерства обороны, вкладывает большие деньги в технологии мозга. Так, в 2014 году оно приступило к разработке имплантатов, которые выявляют и подавляют позывы и побуждения. Заявленная цель заключается в том, чтобы лечить ветеранов, страдающих от пагубной зависимости и от депрессии. Но можно себе представить, что такого рода технологии будут использоваться в качестве оружия — либо, что при их распространении они могут оказаться не в тех руках. «Вопрос не в том, смогут или нет негосударственные агенты использовать те или иные нейробиологические методы и технологии, — говорит специалист по нейроэтике из медицинского центра Джорджтаунского университета Джеймс Джордано (James Giord). — Вопрос в том, когда они это сделают, и какими методами и технологиями воспользуются».
Людей издавна пленяет и приводит в ужас мысль об управлении сознанием. Наверное, пока еще слишком рано опасаться худшего — например, что государство сможет хакерскими методами проникать в человеческий мозг. Однако нейротехнологии двойного назначения обладают большим потенциалом, и их время не за горами. Некоторых специалистов по этике беспокоит то, что в отсутствие правовых механизмов регулирования таких технологий лабораторные исследования смогут без особых препятствий перейти в плоскость реального мира.
К худу ли, к добру ли, но мозг это «новое поле боя», говорит Джордано.
Стремление лучше понять мозг, который является, наверное, самым малоизученным человеческим органом, за последние 10 лет привело к бурному росту инноваций в нейротехнологиях. В 2005 году группа ученых объявила, что ей удалось вполне успешно прочесть человеческие мысли при помощи функциональной магнитно-резонансной томографии, посредством которой измеряется кровоток, вызванный активностью головного мозга. Подопытный, лежа неподвижно в ростовом сканере, смотрел на маленький экран, на который проецировались простые визуальные сигналы возбуждения — случайная последовательность линий разных направлений, частично вертикальных, частично горизонтальных, частично диагональных. Направление каждой линии вызывало немного различающиеся всплески мозговых функций. Просто глядя на эту активность, ученые могли определить, на какую из линий смотрит подопытный.
Понадобилось всего шесть лет, чтобы существенно развить эту технологию по расшифровке мозга — не без помощи Кремниевой долины. Калифорнийский университет в Беркли провел серию экспериментов. Например, в ходе исследования в 2011 году участникам предложили посмотреть анонсы кинофильмов в функциональном магнитно-резонансном томографе, а ученые использовали данные о реакции мозга, чтобы создать алгоритмы расшифровки для каждого подопытного. Затем они записывали активность нервных клеток, когда участники эксперимента смотрели различные сцены из новых фильмов, например, отрывок, в котором Стив Мартин ходит по комнате. На основе алгоритмов каждого испытуемого исследователи позднее сумели воссоздать эту самую сцену, пользуясь исключительно данными мозговой активности. Эти сверхъестественные результаты не очень реалистичны в визуальном плане; они похожи на творение импрессионистов: расплывчатый Стив Мартин плывет на сюрреалистическом, постоянно меняющемся фоне.
Основываясь на этих результатах, нейробиолог из Медицинского университета Южной Каролины и соавтор исследования 2011 года Томас Населарис (Thomas Naselaris), заявил: «Возможность делать такие вещи как чтение мыслей появятся у нас рано или поздно». А затем уточнил: «Это будет возможно еще при нашей жизни».
Эту работу ускоряет быстро развивающаяся технология, отвечающая за интерфейс мозг-машина — нейронные имплантаты и компьютеры, считывающие деятельность мозга и переводящие ее в реальные действия, либо наоборот. Они стимулируют нейроны на создание представлений или физических движений. Первый современный интерфейс появился в аппаратной в 2006 году, когда нейробиолог Джон Донохью (John Donoghue) со своим коллективом из Брауновского университета вживил квадратный чип размером менее пяти миллиметров со 100 электродами в мозг известного 26-летнего футболиста Мэтью Нейгла (Matthew Nagle), который получил удар ножом в шею и был почти полностью парализован. Электроды разместили у него над двигательной зоной коры головного мозга, которая, среди прочего управляет движениями рук. Уже спустя несколько дней Нейгл при помощи подключенного к компьютеру устройства научился перемещать курсор и даже открывать электронную почту усилием мысли.
Спустя восемь лет мозго-машинный интерфейс стал намного сложнее и утонченнее, как показал чемпионат мира по футболу в Бразилии в 2014 году. 29-летний Джулиано Пинто (Juliano Pinto), у которого была полностью парализована нижняя часть тела, надел на себя управляемый мозгом роботизированный экзоскелет, разработанный в Университете Дьюка, чтобы сделать первый удар по мячу на церемонии открытия в Сан-Паулу. Шлем на голове у Пинто принимал сигналы его мозга, указывая на намерение мужчины ударить по мячу. Прикрепленный к спине Пинто компьютер, получив эти сигналы, запустил роботизированный костюм, чтобы тот исполнил команду мозга.
Нейротехнологии пошли еще дальше, занимаясь такой сложной вещью как память. Исследования показали, что один человек способен передать свои мысли в мозг другого человека, как в блокбастере «Начало». В 2013 году коллектив ученых под руководством нобелевского лауреата из Массачусетского технологического института Судзуми Тонегавы (Susumu Tonegawa) провел эксперимент. Исследователи вживили мышам так называемую «ложную память». Наблюдая за мозговой деятельностью грызуна, они поместили мышь в контейнер и следили, как она начала знакомиться с окружающей обстановкой. Ученые сумели выделить из миллиона клеток гиппокампа совершенно определенный набор, который они стимулировали, пока он формировал пространственную память. На следующий день исследователи поместили животное в другой контейнер, который мышь никогда не видела, и подали электрический разряд, одновременно активировав нервные клетки, при помощи которых мышь запоминала первый ящик. Сформировалась ассоциация. Когда они вернули грызуна в первый контейнер, он замер от страха, хотя там он никогда не испытывал шока. Спустя два года после открытия Тонегавы команда из Научно-исследовательского института Скриппса начала давать подопытным мышам препарат, который может удалять одни воспоминания, оставляя при этом другие. Такой технологией стирания воспоминаний можно пользоваться для лечения посттравматического стресса, удаляя болезненные мысли и таким образом улучшая состояние пациента.
Вполне вероятно, что такого рода научно-исследовательская работа будет набирать обороты, потому что изучающая мозг революционная наука щедро финансируется. В 2013 году Соединенные Штаты запустили исследовательскую программу BRAIN по изучению мозга посредством развития инновационных нейротехнологий. Только на первые три года исследований планируется выделить сотни миллионов долларов; а суммы ассигнований на перспективу пока не определены. (Национальные институты здравоохранения, ставшие одним из пяти федеральных участников проекта, запросили 4,5 миллиарда долларов на 12-летний период, и это только на собственные работы в рамках программы.) Евросоюз, со своей стороны, выделил примерно 1,34 миллиарда долларов на проект «Человеческий мозг», который начался в 2013 году и продлится 10 лет. Обе программы имеют целью создание инновационных средств для изучения структуры мозга, формирования его многомерной схемы и подслушивания электрической активности миллиардов его нейронов. В 2014 году аналогичную инициативу запустила Япония, назвавшая ее Brain/MINDS (Составление структуры мозга при помощи интегрированных нейротехнологий для исследования заболеваний). Даже соучредитель Microsoft Пол Аллен (Paul Allen) выделяет сотни миллионов долларов на свой Институт изучения мозга имени Аллена, который проводит масштабную работу по созданию атласов мозга и по изучению механизмов работы зрения.
Безусловно, какими бы невероятными ни казались последние изобретения, нейротехнологии в настоящее время находятся в зачаточном состоянии. Они действуют внутри мозга непродолжительное время, могут считывать и стимулировать лишь ограниченное число нейронов, а также требуют проводных соединений. «Читающие мозг» машины, например, для получения даже самых примитивных результатов нуждаются в использовании дорогостоящего оборудования, которое имеется только в лабораториях и больницах. Тем не менее, готовность исследователей и их спонсоров продолжать работу в данном направлении гарантирует, что эти устройства с каждым годом будут совершенствоваться, становиться повсеместными и более доступными.
Каждая новая технология будет создавать творческие возможности для ее практического применения. Однако специалисты по этике предупреждают, что одной из таких областей практического применения может стать разработка нейронного оружия.
Похоже, что сегодня нет таких инструментов мозга, которые используются в качестве оружия. Однако надо отметить, что их ценность для поля боя в настоящее время оценивается и активно исследуется. Так, в этом году женщина с параличом четырех конечностей совершила полет на тренажере F-35, пользуясь только силой мысли и мозговым имплантатом, разработку которого финансировала DARPA. Похоже, что использование нейротехнологий в качестве оружия это дело не такого уж и далекого будущего. В мире немало прецедентов, когда технологии из сферы фундаментальной науки быстро переходили в практическую плоскость, превращаясь в разрушительную глобальную угрозу. В конце концов, от открытия нейтрона до атомных взрывов в небе над Хиросимой и Нагасаки прошло всего 13 лет.
Истории о том, как государства манипулируют мозгом, могли остаться уделом конспирологов и научных фантастов, если бы мировые державы в прошлом вели себя сдержаннее и честнее в сфере нейробиологии. Но в ходе весьма странных и страшных экспериментов, проводившихся с 1981 по 1990 годы, советские ученые создали оборудование, предназначенное для нарушения работы нервных клеток в организме. Для этого они подвергали людей высокочастотному электромагнитному излучению разного уровня. (Результаты этой работы неизвестны до сих пор.) За многие десятилетия Советский Союз потратил на такие схемы контроля сознания более одного миллиарда долларов.
Самые скандальные случаи американских злоупотреблений нейробиологией приходятся на 1950-е и 1960-е годы, когда Вашингтон проводил обширную исследовательскую программу по изучению методов слежения и влияния на мысли человека. ЦРУ осуществляло собственные исследования под названием MKUltra с целью «поиска, изучения и разработки химических, биологических и радиоактивных материалов для их использования в тайных операциях по управлению поведением человека», отмечается в отчете генерального инспектора ЦРУ за 1963 год. К этой работе было привлечено примерно 80 организаций, включая 44 колледжа и университета, но финансировалась она чаще всего под прикрытием других научных целей и задач, благодаря чему участвовавшие в ней люди оставались в неведении, что выполняют заказы Лэнгли. Самый скандальный момент этой программы — назначение подопытным наркотика ЛСД, причем зачастую без их ведома. Одному человеку из Кентукки этот наркотик давали 174 дня подряд. Но не менее ужасны проекты MKUltra по изучению механизмов экстрасенсорного восприятия и по электронному манипулированию человеческим мозгом, а также попытки сбора, толкования и влияния на мысли людей посредством гипноза и психотерапии.
На сегодня нет свидетельств того, что Соединенные Штаты продолжают использовать нейротехнологии в интересах национальной безопасности. Но вооруженные силы твердо намерены идти вперед в этой области. По данным профессора Маргарет Козал (Margaret Kosal) из Технологического института Джорджии, в сухопутных войсках на нейробиологические исследования выделено 55 миллионов долларов, в ВМС 34 миллиона, а в ВВС 24 миллиона. (Следует отметить, что вооруженные силы США это основной спонсор различных областей науки, в том числе, инженерного проектирования, машиностроения и информатики.) В 2014 году Управление перспективных исследовательских проектов национальной разведки США (IARPA), которое разрабатывает самые современные технологии для американских спецслужб, выделило 12 миллионов долларов на разработку методов повышения результатов, среди которых электростимулирование мозга в целях «оптимизации адаптивного мышления человека» — то есть, чтобы аналитики стали умнее.
Но главной движущей силой является DARPA, которое вызывает зависть и интриги во всем мире. Одновременно это управление финансирует около 250 различных проектов, набирая и руководя работой экспертных коллективов из научного сообщества и промышленности, которые выполняют амбициозные и чрезвычайно сложные задания. DARPA не имеет себе равных в поиске и финансировании фантастических проектов, которые меняют мир: это интернет, GPS, самолеты-невидимки и так далее. В 2011 году это управление, имеющее скромный (по меркам военного ведомства) годовой бюджет в три миллиарда долларов, только на нейробиологические исследования запланировало ассигнования в суме 240 миллионов долларов. Оно также запланировало выделить на первые несколько лет программы BRAIN примерно 225 миллионов долларов. Это лишь на 50 миллионов меньше той сумы, которую на этот же период ассигновал главный спонсор — Национальные институты здравоохранения.
Поскольку DARPA известна своими революционными разработками и прославилась по всему миру, другие державы вскоре последовали ее примеру. В январе этого года Индия объявила, что перестроит свою Организацию оборонных исследований и разработок по образу и подобию DARPA. В прошлом году российские военные объявили о выделении 100 миллионов долларов на новый Фонд перспективных исследований. В 2013 году Япония сообщила о создании ведомства, «аналогичного американскому DARPA», о чем заявил министр науки и технологий Ичита Ямамото (Ichita Yamamoto). В 2001 году было создано Европейское оборонное агентство в ответ на призывы сформировать «европейское DARPA». Есть даже попытки применить модель DARPA в корпорациях, таких как Google.
Пока не определено, какую роль в этих научно-исследовательских центрах будет играть нейробиология. Но с учетом последних успехов в технологиях мозга, заинтересованности DARPA в этих вопросах и стремления новых центров идти вслед за Пентагоном, вполне вероятно, что данная область науки привлечет к себе определенное внимание, которое со временем будет только возрастать. Бывший сотрудник Госдепартамента Роберт Макгрейт (Robert McCreight), более двадцати лет специализировавшийся на контроле вооружений и на других вопросах безопасности, говорит, что такая конкурентная среда может привести к научной гонке в сфере нейробиологии, цель которой управлять нервными клетками и превращать их в товар. Но здесь существует опасность, что такого рода исследования перейдут в военную сферу, чтобы сделать мозг инструментом более эффективного ведения войн.
Трудно себе представить, как это будет выглядеть. Сегодня оснащенный электродами шлем собирает электроэнцефалографические сигналы мозга лишь с ограниченной и четко определенной целью, скажем, чтобы пнуть мяч. А завтра эти электроды смогут тайком собирать коды доступа к оружию. Аналогичным образом, мозго-машинный интерфейс может стать инструментом скачивания данных и применяться, например, для проникновения в мысли вражеских шпионов. Будет еще страшнее, если доступ к таким нейротехнологиям получат террористы, хакеры и прочие преступники. Они смогут использовать такие инструменты для управления целеустремленными убийцами и для кражи персональной информации, такой как пароли и номера кредитных карт.
Тревогу вызывает то, что сегодня нет механизмов, препятствующих реализации такого рода сценариев. Существует очень мало международных соглашений и национальных законов, эффективно защищающих неприкосновенность личной жизни, и нет ни одного, имеющего непосредственное отношение к нейротехнологиям. Но если говорить о технологиях двойного назначения и работах по созданию оружия, барьеров здесь еще меньше, в связи с чем человеческий мозг превращается в обширную территорию беззакония.
Нейробиология стала неким пробелом в нормах международного права. Нейрооружие, задействующее мозг, «не биологическое и не химическое, а электронное», говорит профессор государственной политики из Ратгерского университета Мари Шеврие (Marie Chevrier). Это очень важное отличие, потому что в двух действующих договорах ООН — Конвенции о запрещении биологического оружия и Конвенции о запрещении химического оружия, которые теоретически можно использовать для борьбы со злоупотреблениями в сфере нейротехнологий, нет положений об электронных средствах. На самом деле, эти договоры были написаны таким образом, что их действие не распространяется на новые тенденции и открытия; а это значит, что ограничения для определенных типов оружия можно вводить только после его появления.
Шеврие заявляет, что поскольку нейронное оружие будет воздействовать на мозг, в Конвенцию о запрещении биологического оружия, которая запрещает использование вредных и смертоносных биологических организмов либо их токсинов, можно внести изменения, включив положения о таком оружии. Она не одинока со своей точкой зрения: многие специалисты по этике настаивают на более активном привлечении нейробиологов к регулярным пересмотрам этой конвенции и ее соблюдения, на которых страны-члены принимают решения о внесении в нее изменений. Шеврие говорит, что данному процессу в настоящее время не хватает ученого совета. (На августовском заседании по этой конвенции одно из главных предложений как раз и касалось создания такого органа с включением в его состав нейробиологов. Результат обсуждения на момент публикации статьи неизвестен.) Техническое информирование способно ускорить практические действия участников конвенции. «Политики просто не понимают, насколько серьезна эта угроза», — отмечает Шеврие.
Но даже при наличии ученого совета ооновская бюрократия, действующая со скоростью черепахи, может создать немало проблем. Конференции по пересмотру Конвенции о запрещении биологического оружия, где государства сообщают о новых технологиях, которые можно использовать для создания такого оружия, проходят лишь раз в пять лет, а это гарантирует, что поправки в договор будут рассматриваться намного позднее последних научных открытий. «Общая тенденция всегда такова, что наука и технологии движутся вперед семимильными шагами, а этика и политика плетутся позади, — говорит специалист по нейроэтике из медицинского центра Джорджтаунского университета Джордано. — Они обычно лишь реагируют, но не действуют в упреждающем порядке». Специалисты по этике уже дали название такому отставанию: дилемма Коллингриджа (по имени Дэвида Коллингриджа (David Collingridge), который в своей вышедшей в 1980 году книге The Social Control of Technology (Общественный контроль над технологиями) написал, что очень трудно предсказать возможные последствия новых технологий, из-за чего невозможно предпринимать действия на опережение.)
Однако эксперт по биоэтике из Пенсильванского университета Морено заявляет, что это не оправдание для бездействия. Эксперты по этике обязаны делать так, чтобы политические руководители в полной мере понимали характер научных открытий и те потенциальные угрозы, которые они создают. По его мнению, Национальные институты здравоохранения могли бы создать постоянную научно-исследовательскую программу по нейроэтике. Королевское общество Великобритании сделало шаг в этом направлении пять лет назад, созвав координационный комитет в составе нейробиологов и специалистов по этике. За эти годы комитет опубликовал четыре доклада о достижениях нейробиологии, в том числе, один о последствиях в сфере национальной безопасности и конфликтов. В этом документе звучит призыв поставить нейробиологию в центр внимания на конференциях по пересмотру Конвенции о запрещении биологического оружия и требование к такому органу как Всемирная медицинская ассоциация о проведении исследований на тему применения в военной области технологий, влияющих на нервную систему, включая те, которые не охвачены нормами международного права, например, мозго-машинный интерфейс.
Вместе с тем, нейроэтика это довольно молодая отрасль знаний. Даже название у этой дисциплины появилось лишь в 2002 году. С тех пор она существенно разрослась, и сейчас включает Программу по нейроэтике Стэнфордского университета, Оксфордский центр нейроэтики, инициативу «Европейская нейробиология и общество» и так далее. Финансируют эту деятельность Фонд Макартуров и Dana Foundation. Тем не менее, влияние этих институтов пока незначительно. «Они определили пространство для деятельности, — говорит Джордано. — Теперь надо начинать работу».
Также немалую тревогу вызывает то, что ученые не обладают информацией о двойном назначении нейротехнологий. Если говорить конкретно, налицо разрыв между научными исследованиями и этикой. Профессор международной безопасности из Брэдфордского университета в Англии Малком Дандо (Malcolm Dando) вспоминает, как в 2005 году организовал несколько семинаров для кафедр естественных наук британских вузов, сделав это за год до конференции по пересмотру Конвенции о запрещении биологического оружия, Цель состояла в том, чтобы проинформировать специалистов о возможном неправильном использовании биологических средств и нейробиологических инструментов. Его потрясло то, как мало на эту тему известно коллегам из научного сообщества. Например, один ученый отрицал, что хранящиеся у него в холодильнике микробы обладают потенциалом двойного назначения, и что их можно использовать в военных целях. Дандо вспоминает, что это был «диалог глухих». С тех пор мало что изменилось. Неосведомленность среди нейробиологов «определенно имеет место», объясняет Дандо.
Положительным моментом является то, что нравственные проблемы нейробиологии сегодня находят признание в органах власти, отмечает Дандо. Барак Обама поручил президентской комиссии по изучению проблем биоэтики подготовить отчет по этическим и правовым проблемам, имеющим отношение к передовым технологиям инициативы BRAIN, а в рамках проекта ЕС «Человеческий мозг» была создана программа «Этика и общество» для координации действий государственной власти в этом направлении.
Но все эти усилия могут увести в сторону от вполне конкретного вопроса о нейрооружии. Например, в 200-страничном отчете об этических последствиях инициативы BRAIN, который был опубликован в полном объеме в марте этого года, нет таких терминов как «двойное назначение» и «разработка оружия». Дандо говорит, что такое молчание, причем даже в материалах по нейробиологии, где, казалось бы, эта тема должна раскрываться очень широко, является правилом, а не исключением.
Когда нейробиолог Николелис в 1999 году создал первый мозго-машинный интерфейс (крыса силой мысли нажимала на рычаг, чтобы получить воду), он и представить себе не мог, что когда-то его изобретение будет использоваться для реабилитации парализованных людей. Но сейчас его пациенты могут пинать футбольный мяч на поле чемпионата мира при помощи управляемого мозгом экзоскелета. А в мире появляется все больше областей практического применения такого интерфейса. Николелис работает над неинвазивной версией терапии, создавая энцефалографический шлем, который пациенты носят в больницах. Врач, настраиваясь на волну их мозга, помогает травмированным людям ходить. «Физиотерапевт использует свой мозг 90 процентов времени, а пациент 10 процентов времени, и таким образом, пациент, скорее всего, учится быстрее», — говорит Николелис.
Вместе с тем, его беспокоит то, что по мере развития инноваций кто-то может воспользоваться ими в неблаговидных целях. В середине 2000-х он участвовал в работе DARPA, помогая при помощи мозго-машинного интерфейса возвращать подвижность ветеранам. Теперь он отказывается от денег этого управления. Николелис ощущает, что он находится в меньшинстве, по крайней мере, в США. «Мне кажется, некоторые нейробиологи на своих встречах по глупости хвастаются тем, сколько денег они получили от DARPA на свои исследования, но при этом даже не задумываются, чего на самом деле хочет от них DARPA», — говорит он.
Ему больно думать о том, что мозго-машинный интерфейс, являющийся плодом труда всей его жизни, может превратиться в оружие. «Последние 20 лет, — говорит Николелис, — я пытаюсь сделать нечто такое, что даст интеллектуальные преимущества от познания мозга и в конечном итоге принесет пользу медицине».
Но факт остается фактом: вместе с нейротехнологиями для медицины создается нейрооружие. Это неоспоримо. Пока неизвестно, что это будет за оружие, когда оно появится, и в чьих руках очутится. Конечно, людям пока не нужно бояться, что их сознание вот-вот окажется под чьим-то контролем. Сегодня несбыточной фантазией кажется кошмарный сценарий, в котором новые технологии превращают человеческий мозг в инструмент, более чувствительный, чем вынюхивающая взрывчатку поисковая собака, управляемый наподобие беспилотника, и незащищенный как настежь открытый сейф. Тем не менее, мы должны задать себе вопрос: достаточно ли делается для того, чтобы взять под контроль смертоносное оружие нового поколения, пока еще не поздно?
Тим Рекварт
Источник: inosmi.ru