Господин Стариков в поисках английских агентов исследует вторую русскую революцию и выясняет, что первая кровь Февральской революции пролилась 25 февраля и эта кровь была полицейского пристава Крылова[41].
Но полицейские донесения свидетельствуют о том, что уже 24 февраля после 11 часов утра была убита неустановленная женщина. Вероятно такие обожатели царизма и Николая II, как Стариков не считают людьми простых рабочих и крестьян, в особенности, если эти трудящиеся посмели забастовать и устроить уличные манифестации. Но как бы не относились к рабочим стариковы первая кровь, всё же пролилась 24 февраля и пролила её простая женщина-работница, чьё имя так и не смогла установить полиция и для истории она осталась неизвестной. Все подробности этой трагедии известны только в изложении полиции – иных свидетельств, по крайней мере, пока, мы не имеем.
На Петроградской стороне около 11 часов демонстрация двигалась по Каменноостровскому проспекту. Наряд конно-полицейской стражи прямой атакой на демонстрацию оттеснил рабочих с проезжей части на тротуар и в это время из толпы, стоявшей у дома №4, раздался выстрел в сторону наряда полиции. Спустя некоторое время, но уже в другом месте – около дома №8 по Малой Посадской (а это находится от дома №4, примерно, на расстоянии 130 метров), кто-то выстрелил второй раз, при этом была смертельно ранена в голову неизвестная женщина, которая умерла в Петропавловской больнице. Здесь же самим полицмейстером Петроградской стороны(!) полковником Спиридоновым задержан ученик реального училища Алексей Титоренко, который утверждал (и указывал «публике»), что стрелял городовой конно-полицейской стражи Марчук. У Марчука проверили револьвер, и оказалось, что все патроны на месте, а пороховая гарь в стволе отсутствует. Через пять часов, т.е. около 16 часов, в Петропавловскую больницу обратился рабочий-столяр авиационного завода Щетинина Антон (Андрон) Грабовский с огнестрельным ранением бедра. По его утверждению он был ранен той же пулей, которой была убита женщина, поскольку ранение женщины было сквозное. Стрелял же по утверждению Грабовского опять-таки конный городовой. Но и в этот раз полиция оперативно(!) изобличила «клеветника», «удостоверившись», что рана головы у убитой женщины не сквозная[42].
У этой трагедии разные и не связанные между собой свидетели: один – ученик Титоренко – сторонний наблюдатель, другой – столяр Грабовский – случайно пострадавший. Титоренко немедленно и прилюдно, не боясь оказаться лгуном, указывает на убийцу. Грабовский же спустя несколько часов, независимо от первого свидетеля дополняет картину убийства, сообщая о сквозной ране потерпевшей. И оба, разделенные обстоятельствами и временем, указывают на одного и того же убийцу – конного городового. На наш взгляд, вина городового Марчука очевидна, как очевидно то, что полиция в своём рапорте начальству всячески пытается замять это убийство и свалить вину на демонстрантов, рассказывая в своём донесении о якобы беспорядочной и бесцельной стрельбе демонстрантов.
Надо отметить, что это не единственный случай подтасовки фактов полицией в своих донесениях. Например, II Выборгский полицейский участок докладывал:
«Рабочие заводов: «Русский Рено», «Новый Лесснер» и Снарядный выходили на улицу с пением революционных песен, но были тут же разогнаны нарядами казаков, полиции и жандармов»[43].
Но действительность не подтверждает эти бодрые заявления полиции. Заводы «Русский Рено» и «Новый Лесснер» могли выйти лишь на Большой Сампсониевский проспект, на котором к этому времени уже находились рабочие заводов «Айваз», «Эриксон», «Нобель», «Парвиайнен» совершенно закупорив и без того узкий Сампсониевский проспект[44]. В этих условиях полиция не имела возможности «рассеять» демонстрацию, как не получилось «рассеять» демонстрацию у казаков, встретивших рабочих «Эриксона» сразу у заводских ворот[45]. К тому же рабочие этих заводов являлись авангардом революционного движения Выборгской стороны и если они были рассеяны, то кто в таком случае вышел к Литейному мосту и вёл борьбу за его переход? Очевидно, что «доблесть» «фараонов» II Выборгского участка так и осталась на бумаге, не имея ничего общего с жизнью.
Вот ещё один образчик победной реляции полиции I Выборгского участка:
«В 9 часов утра к Александровскому мосту [т.е. Литейному мосту – прим. И.Я.] стянулась толпа в 40 000 человек. Наряд полиции, две с половиной сотни казаков, две роты запасного батальона лейб-гвардии Московского полка рассеяли толпу и не допустили к мосту»[46]
Мы прекрасно знаем, что Литейный мост 24 февраля был прорван, а демонстрация (в 40 000 человек) не была (и не могла без стрельбы) «рассеяна» военно-полицейским отрядом в 520 человек, но интересно, что враньё I Выборгского участка разоблачает сама же полиция только с другой стороны Литейного моста. Первый участок Литейной части вынужден был вступить в противоборство с перешедшими Литейный мост рабочими и своим рапортом разоблачает враньё своих коллег с Выборгской стороны:
«Около 10 часов утра движение рабочих с Выборгской стороны усилилось. Огромная толпа, заняв Литейный мост во всю его ширину, двигалась к д. №1/2 по Литейному проспекту. Остановленная в конце моста кавалерийскими частями и конно-полицейской стражей, толпа шумела и с криком «ура!» бросилась на конные части…»[47]
В своём докладе полиция Литейной части также «доблестно» «рассеивает» демонстрации рабочих, передавая, таким образом, эстафетную палочку вранья следующим полицейским частям.
Ещё один пример недостоверных данных, предоставляемых полицией, на этот раз Петроградской полицейской частью. По сообщению Второго участка, двигавшаяся, примерно около 11 часов утра, демонстрация по Каменноостровскому проспекту в сторону Троицкого моста, была встречена и успешно «рассеяна» казачьим разъездом и конными городовыми приставами[48]. Однако, по сообщениям Третьего участка Петроградской части, в это же время (т.е. около 11 часов утра), на том же Каменноостровском проспекте снова появилась «толпа» численностью 607 000 человек (здесь очевидна описка в рапорте полиции, та же демонстрация у Акаёмова оценена в 7000 человек[49])[50].
Если верить полиции, то демонстрация рабочих подобно «летучему голландцу» внезапно возникала и «рассеивалась» в различных местах Петроградского района. Понятно, что ни о каких «рассеиваниях» демонстраций ни в этот день, ни днём ранее, ни вообще в Февральскую революцию, со стороны полиции не могло быть и речи. Их победные доклады всего лишь попытки оправдать свою беспомощность, – локальные успехи на небольшом пятачке одной улицы обесценивались перемещением демонстрантов на несколько кварталов в сторону и новым сбором демонстрации.
Рассеять манифестацию – это значит сломить волю к выступлению, подавить революционный запал, деморализовать демонстрантов и заставить их под давлением этих фактов самим разойтись покинуть поле битвы – улицу. Мы видим, что ничего подобного не было, а была борьба, которая сопровождалась переменным успехом, манёврами и непрерывными, с нарастающим упорством и ожесточением, столкновениями.
Борьба на улицах Петрограда уже на второй день революции стала ожесточённой, с убитыми и ранеными.
Например, Шляпников утверждает, что в течение дня полицией применялось холодное оружие[51]. Каюров сообщает, что некоторые из первых, прорвавшихся через Литейный мост рабочих, бегут и сообщают, что «в них откуда-то стреляли, есть убитые и раненые»[52].
Рабочий завода «Лоренц» фрезеровщик Бобков вспоминает, что около Аничкова дворца был смертельно ранен семнадцатилетний дружинник Володя Шатас и вообще полиция в этот день стреляла по демонстранта[53]. В брошюре «Великая российская революция 1917г», изданной в 1917 году, прямо говориться о том, что «…24 февраля ознаменовался рядом крупных столкновений с полицией. Были убитые и раненые»[54]. По воспоминаниям путиловских рабочих, они были обстреляны с крыши Гостиного двора. Некоторые из рабочих бросились туда, и нашли переодетых городовых, которые были тут же убиты[55]. К этому можно было бы отнестись, как к недостоверным сведениям, если бы мы не располагали другим свидетельством, также изданным в 1917 году:
«Толпа разгромила кафе «Пекарь», так как выстрелы в собравшихся у городской думы направлялись от угла Михайловского и Невского. Этими выстрелами были убиты 12 человек, а многие ранены»[56]
Вопрос о применении оружия против демонстрантов и их жертвам на второй день революции, т.е. 24 февраля, остаётся малоизученным обстоятельством Февральской революции 1917 года в России.
Надо отметить, что рабочие имели боевые группы, которые состояли из молодых рабочих боевиков, вооружённых в лучшем случае револьверами. О деятельности таких боевых групп позднее вспоминал её участник, рабочий-большевик Онуфриев:
«Весь день 24 февраля члены нашей боевой группы – братья Бахваловы, Чижов, Вишневский, Евдокимов, Преображенский, Иванов, Матвеев, Лука Кохан, я и ещё кое-кто – ходили по квартирам рабочих. Мы готовили людей к организованному выступлению против царской власти.
– Оружие с собой обязательно прихватить!… Нам без него сейчас никак невозможно, – сказал я нашим ребятам»[57]
И. Якутов
ПРИМЕЧАНИЯ
[41] – Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 51.
[42] – Февральская революция и охранное отделение/Былое, 1918, №1(29), стр. 164-165//Акаёмов. Агония старого режима/Исторический вестник, 1917, апрель, стр. XIV.
[43] – А.Г. Шляпников. Семнадцатый год. Том 1, стр. 87-88.
[44] – Каюров. Дни Февральской революции/Крушение царизма, стр. 239.
[45] – Каюров. Дни Февральской революции/Крушение царизма, стр.238-239.
[46] – А.Г. Шляпников. Семнадцатый год. Том 1, стр. 87.
[47] – А.Г. Шляпников. Семнадцатый год. Том 1, стр. 82.
[48] – А.Г. Шляпников. Семнадцатый год. Том 1, стр. 85.
[49] – Акаёмов. Агония старого режима /Исторический вестник, 1917, апрель, стр. XIV.
[50] – А.Г. Шляпников. Семнадцатый год. Том 1, стр. 86.
[51] – А.Г. Шляпников. Семнадцатый год. Том 1, стр. 81.
[52] – Каюров. Дни Февральской революции/Крушение царизма, стр. 240.
[53] – Бобков. Рабочие завода «Лоренц» идут за большевиками/В огне революционных боёв, стр. 398.
[54] – Великая Российская Революция 1917 г., стр. 5.
[55] – Н. Паялин. Путиловский завод в 1917 году/Красная летопись, 1932, №3(48), стр. 171.
[56] – В.Ф. Динзе. Государственный переворот в России, стр. 16.
[57] – Е.П. Онуфриев. За Невской заставой, стр. 128.