В военное время ГУЛАГ был настоящим адом: смертность в лагерях составляла 15-25%. Это привело к восстаниям зекам и резкому росту числа побегов. На обратной стороне – из ГУЛАГа на фронт отправились 1 млн. человек. Официальная справка одного из вертухаев показывает, как зеки с началом ВОВ прониклись патриотизмом.
К началу войны в исправительно-трудовых лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось около 2,3 млн. человек, из них осуждённых за контрреволюционные преступления – более 500 тысяч. Война приводит к нарушению равновесия во всей организации ГУЛАГа. Происходит хаотическая передислокация сотен тысяч заключенных, арестованных и содержавшихся в тюрьмах лиц из западных частей СССР на восток. Нормы рационов питания больше не соблюдаются, смертность резко возрастает. Так, начальник Актюбинских лагерей пишет 22 октября 1941 года вышестоящим органам:
«Мы наблюдаем взрывообразный рост смертности среди заключенных. Этот феномен имеет своей причиной жалкое состояние продовольственного снабжения, из-за которого, кроме всего, возникают многочисленные случаи чесотки и пеллагры. Заключённые не получают предписанное им продовольственное снабжение. В этой связи они едят даже корни. 20 октября бригада заключенного Шубакина сварила убитую заключенными бродячую собаку».
Катастрофическое положение на фронте (гибель и сдача в плен уже к осени 1941-го привели к почти полному уничтожению регулярной Красной Армии), а также дефицит еды в лагерях привели к тому, что власть пошла на «разгрузку» ГУЛАГа. 12 июля и 24 ноября 1941 года были изданы Указы о досрочном освобождении некоторых категорий заключенных, осужденных за прогулы, бытовые и незначительные должностные и хозяйственные преступления, с передачей их в Красную Армию. Только в 1941 году в РККА из ГУЛАГа были переданы 420 тыс. человек, а всего за годы войны – 975 тыс. Также были выпущены из лагерей польские и чешские граждане, из которых в конце 1941-го началось формирование национальных частей.
«Политические» не попали под эти указы (как исключение – всего несколько тысяч), это привело к тому, что их удельный вес в ГУЛАГе с 1941-го по 1944-й вырос с 27% до 43%. Число же годных к тяжёлому труду среди всего контингента упало с 35% до 19%. ГУЛАГ во время войны поразила сверхсмертность.
ГУЛАГ во время войны стал одной большой фабрикой и колхозом, работающей на фронт (количественные показатели труда можно посмотреть здесь). Всё это позволяло и тогда, и сегодня, при реабилитации державного сталинизма, говорить, что и «ГУЛАГ ковал победу».
В этой связи интересна официальная справка одного вертухая, рисующая благостную картину настроений освобождённых из ГУЛАГа, отправляющихся на фронт (справка из архива ФондаАлександра Яковлева). Её автор – некий сотрудник системы лагерей Г.Покровский. Называется она «Руководству ГУЛАГа НКВД СССР о работе северных лагерей в 1941–1943 годах». Мы приводим её в сокращении.
«За период двух с лишним лет Отечественной войны мне пришлось работать в трёх северных лагерях. Первые дни Отечественной войны я работал в Сорокском ИТЛ НКВД на территории Карело-Финской ССР (Сороклаг НКВД). Лагерь по своей специфике, как строительный железнодорожный, отличался от других лагерей тем, что в нём не было стабильности лагерных подразделений. Образно выражаясь, такой лагерь больше походил на цыганский табор, вечно движущийся и кочующий. Обычным явлением считалось, когда колонна заключённых в количестве 250–300 человек свое существование начинала с того, что, приходя в лес, болото, непроходимую тайгу, приносила с собой минимальный запас продуктов и начинала обустраивать себе жилище и тут же занимались работой по прокладке трассы будущей железной дороги.
Эта специфика содержания и использования контингента заключенных в ж.-д. лагере сказалась и была отличительной при освобождении и направлении заключенных в РККА. Мне лично пришлось не один раз слышать положительную оценку отдельных командиров РККА Северного, Ленинградского и Карельского фронтов о категории заключённых, пришедших в РККА из Сорокского лагеря, и именно им отдавалось предпочтение в части выносливости и стойкости больше, чем заключённым соседних лагерей, как то Маткожлага, Сегежлага и другим.
Аппарату ОУРЗ и его частям пришлось оформить освобождение в течение одного месяца более 18 тысяч человек, из них по основному лагерю только 9 тысяч человек. Большую помощь в этом деле оказал представитель прокуратуры Союза ССР тов. Козлов, который дал правильное направление в деле применения указа и устранил отдельные формальные толкования, тормозившие существо дела. Проделав в короткий срок, буквально в часы и дни, большую организационную работу, аппарат ОУРЗ приступил к освобождению из лагеря заключенных и передачу их в РККА.
Фронт от лагеря находился недалеко. Отдельные точки вплотную подходили к Финляндской границе и, естественно, в первые дни войны заключенные и аппарат лагеря явились не только свидетелями фронта, но его участниками. Мне пришлось быть участником выяснения одного эпизода.
Одно из подразделений лагеря, находящееся на спецточке вблизи г. Выборга, при наступлении немцев стало эвакуироваться, отходить к Лодейному полю. При марше по болотной местности по лежневой дороге был замечен прорыв танковой колонны немцев, которая настигала колонну заключенных. Колонна быстро свернула с дороги и часть конвоя и заключенные замаскировались и организовали оборону. Колонна танков приближалась, положение становилось критическим, тогда один из заключённых выскочил на лежневку, подскочил к стоящей грузовой автомашине, сел за руль и, развернувшись, с полного хода двинулся в сторону идущему головному танку. Налетев на танк, заключенный герой погиб вместе с машиной, но танк тоже стал и загорелся. Дорога была загорожена, остальные танки ушли обратно. Это спасло положение и дало возможность эвакуироваться колонне дальше. Фамилию этого заключенного установить нам не удалось.
Для практического осуществления массового освобождения и передачи освобожденных в РККА был организован специальный пункт вблизи г. Беломорска. На этот пункт стягивались заключённые из подразделения лагеря, где проходили тщательную санобработку, разбивались по баракам на две категории, а именно: подлежащие призыву в РККА; и освобождающиеся с выездом к месту избранного жительства. Пункт был хорошо оборудован, украшен лозунгами, плакатами, отведено специальное помещение для клуба и красного уголка. С прибывающими людьми проводилась большая культурно-пропагандистская работа. По получении справки об освобождении тут же проходили медкомиссию и зачислялись в ряды РККА.
Одним из показательных примеров пункта можно привести следующий факт. На пункте скопилось более 600 человек освобождённых, подлежащих выезду домой. Из-за отсутствия вагонов вывоз задерживался. В этот момент ко мне обратились из горсовета и райкома партии г. Беломорска помочь им строить оборонительные укрепления вокруг города. Специальной рабсилы для этой цели лагерь выделить не мог, т.к. она была расставлена на оборонных объектах и строительстве ж.д. Я решил использовать для этой цели освобождённых. Проведя с ними предварительную беседу, я им объявил, кто желает идти работать на оборонительные укрепления. Все, как один, дали согласие, причем тут же были сформированы рабочие бригады, выделены бригадиры, десятники и прорабы. Эта группа освобождённых работала на оборонных сооружениях более недели с исключительным усердием, с раннего утра до позднего вечера часов по 13–14 в сутки. Единственным их требованием и условием было проводить с ними ежедневно политбеседы и информацию о положении на фронтах, что я аккуратно выполнял.
Из указанной группы впоследствии большинство отказалось от поездки домой и пошли добровольно в армию.
Один из интересных эпизодов произошёл на станции Кемь. С одним из составов, идущих с Севера, со стороны Мурманска прибыло 2 груженых вагона в сопровождении 6 чел. проводников, последние по прибытии в Кемь потребовали отцепить их вагоны и явились в подразделение нашего лагеря. Одеты проводники были в новых хороших костюмах, фетровых шляпах, жёлтых ботинках. В общем, походили на представителей из-за границы. Явившись на вахту, они вызвали начальника подразделения и заявили, что они заключённые, работали где-то за Мурманском, их подразделение эвакуировалось, а они остались. Зная указание тов. Сталина о том, что врагу ничего не оставлять, они решили эвакуировать брошенный в прифронтовой полосе один сельский магазин. Всё имущество этого магазина они вывезли к станции, погрузили в два вагона и доставили их на ст. Кемь. Эти заключённые в тот же день по их заявлению были приняты в РККА.
Не без интереса отметить, как проходило освобождение поляков. Мне лично пришлось участвовать и оформлять освобождение более 1500 человек поляков, содержавшихся в Сороковом лагере.
По приезде на колонну была проведена беседа и разъяснение о порядке освобождения. Как только эта категория узнала об их освобождении, сразу изменились отношения между отдельными группами этих заключенных. Бывшие офицеры, чиновники, торговцы и прочая категория бывших польских верхушек отделилась от крестьян, рабочих и мелких служащих, первые начали повелевать последними, задавать тон. Буквально на следующий же день у отдельных заключённых, бывших офицеров польской армии, появились денщики, которые чистили, чинили их одежду, обувь, ходили на кухню за обедом и т.п.
Первым занятием освобождаемых началось обшивание, восстановление своих знаков, эмблем и т.п. Были вытащены старые конфедератки, пришивались к ним завалявшиеся обломанные «петухи» и т.п. Вопрос о войне и сообщениях на фронте мало кого интересовал, больше всего были вопросы, куда лучше поехать, где лучше жить.
Необходимо отметить одну деталь, что польский контингент в большинстве своём оказался слабым, мало приспособленным к условиям лагеря, особенно железнодорожного на Севере. К физическому труду навыков не имел, и производительность по этой категории была исключительно низкая. При поступлении польского контингента в лагерь, заключенные, побывавшие в польских тюрьмах в период до слияния с СССР, крайне удивлялись постановкой работы и охраны заключенных в наших лагерях. У них никак не укладывалось в понятии, как они, заключённые, могут свободно ходить по зоне, задавать вопросы начальству, разговаривать и даже жаловаться на отдельные непорядки. Когда же я им разъяснил, что в Советском Союзе заключённые занимаются наравне со всеми гражданским строительством лучшей жизни для народа, а не тюрьмами, это их крайне поразило. Этот факт широко был использован среди заключённых, как факт, показывающий, что заключённые делают в капиталистических странах и что в СССР.
В сентябре 1941 года я прибыл во вновь организующийся лагерь на Крайнем Севере «Заполярлаг». Особенностью этого лагеря было то, что в этой местности редко когда проходила человеческая нога. Сплошная тундра, нет ни единого деревца, ни дорог. Люди быстро смогли освоить этот край, сделать себе жилище из мха и снега, приспособиться к жизни и работе в тундре.
Бывшие заключённые Печорского лагеря, досрочно освобожденные и переданные РККА, в своих письмах с фронта с исключительным патриотизмом рассказывают о своих боевых делах и призывают оставшихся в лагере лучше работать на благо и укрепление нашей родины.
Вот одно из характерных писем от старшего сержанта Шипунова Якова Фёдоровича (бывший заключённый Печорлага):
«Тов. строители доблестной нашей стройки, примите от артиллеристов грозных советских батарей наш пламенный боевой привет. Дорогие товарищи, мы не так давно призывались с вашей славной стройки на защиту своей любимой родины. Ваша дорога, тов. строители, помогла нам прорвать блокаду (Ленинграда). Каждый килограмм привезённого с Воркуты угля играет большую роль в деле победы над врагом.
Аналогичные письма с фронта поступают непосредственно в подразделения лагеря и на имя отдельных заключённых. Эти письма в лагере используются как материал для повышения производительности труда среди заключённых»
Источник: ttolk.ru