23 июня в Москве прошла вторая сессия Международного форума «Участие России в подготовке нового соглашения ООН по изменению климата (Париж 2015)», организованного Российской экологической партией «Зелёные». Наговорили «38 попугаев» и главное – что России якобы нужно «возглавить» процесс подобных сокращений, увлекая за собой своим примером весь остальной мир.

Так ли это? Россия своими сокращениями выбросов парниковых газов более 20 лет спасает мир, в то время как подавляющее большинство стран и не думает этого делать, а только декларирует этому приверженность. Если посмотреть географию места проведения климатических конференций, то переговорный процесс для его участников превратился в кругосветное шоу при его полной безрезультатности.

Прежде чем давать какие-то предложения к резолюции прошедшего форума по вопросам «участия России в подготовке нового соглашения ООН по изменению климата (Париж-2015)», который на долгие годы может установить для нашей страны те или иные «правила игры», надо разобраться в самой проблеме. Целесообразно сначала выяснить, осуществляется ли у нас в стране регулирование выбросов парниковых газов вообще, необходимо ли оно, а также по каким методикам все это считается, как ведется мониторинг, и каким образом составляются отчеты?

Перечислим и последовательно рассмотрим основные стороны и аспекты подходов к проблеме регулирования объёмов выбросов и поглощения парниковых газов – научные, политические, методологические и практические.

Прежде всего о научных. Дискуссии о причинах изменения климата среди учёных продолжаются уже несколько десятилетий и, надо полагать, прекратятся нескоро. Аналогично и споры о взаимосвязи содержания парниковых газов и температуры Земли, в которых все сводится к тому, что первично – выбросы парниковых газов или температура Земли – «курица или яйцо»? И в продолжение этих дискуссий не прекращается обсуждение целесообразности регулирования объёмов антропогенных выбросов, то есть выбросов парниковых газов. Однако решения об этом целесообразно принимать на основе знания фактов.

Любая хозяйственная деятельность человека и антропогенные выбросы в результате этой деятельности влияют на состояние атмосферы и биосферы планеты. Парниковые газы не являются исключением. Когда заявляют, что СО2 (то есть углекислота) не является вредным газом, а значит объёмы его выбросов нецелесообразно регулировать, забывают что дышать выхлопными газами растущего числа автомобилей и труб ТЭЦ в городах и промышленных центрах не «комфортно». Поэтому многие после рабочей недели рвутся на чистый воздух за город.

Кроме того, предельно допустимая концентрация (ПДК) на углекислоту имеется и учитывается при проектировании систем кондиционирования помещений, где живут и работают люди. Безвредность в минимальных нормах – это одно, а ПДК – совсем другое. Лекарство в дозировке, значительно превращающей аптечную, становится ядом. Вода тоже жизненно необходима. Но иногда в ней тонут, и ею затапливаются и смываются целые города. Таким образом, регулировать объёмы антропогенных выбросов и поглощения парниковых газов и основной из них по объёму – выбросы углекислоты нужно, в зависимости от концентрации и возможных последствий воздействия.

Это – практика. А вот споры учёных о причинах изменения климата необходимо отделить от проблемы регулирования выбросов и поглощения парниковых газов и оставить фундаментальной науке. Об этом и говорится в широко всем известной Декларации ООН по окружающей среде и развитию, принятой в Рио-де-Жанейро в июне 1992 года. Или, как ее называют, Декларации Рио.

Она включает 27 принципов и вот, к примеру, принцип 15-й: «В целях защиты окружающей среды государства в соответствии со своими возможностями широко применяют принцип принятия мер предосторожности. В тех случаях, когда существует угроза серьезного или необратимого ущерба, отсутствие полной научной уверенности не используется в качестве причины для отсрочки принятия экономически эффективных мер по предупреждению ухудшения состояния окружающей среды».

Теперь о политической стороне вопроса.

Необходимость регулирования объёмов антропогенных выбросов и поглощения парниковых газов, вслед за Декларацией Рио, была подтверждена Рамочной Конвенцией ООН об изменении климата (РКИК). Россия ратифицировала ее в далеком 1994 году, признав тем самым существование этой проблемы. Поэтому в целом внешняя и внутренняя политика России здесь должны из этого и вытекать. Но ряд аспектов и нюансов этой политики зависят от множества факторов, связанных с особенностями природно-ресурсного потенциала нашей громадной территории, а также вытекают из специфики социально экономического развития страны. Поэтому и решения нужно принимать исходя из этой специфики внутренних особенностей, а уже на их основе отстаивать национальные интересы в международных соглашениях. Именно таким образом инициируются и формируются международные соглашения, особенно развитыми странами Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).

И этот подход, от которого нас так старательно уводят «зелёные» и их внутренние и внешние покровители, кстати, полностью соответствует Декларации Рио. В Принципе 2-м говорится: «В соответствии с Уставом ООН и принципами международного права, государства имеют суверенное право разрабатывать свои собственные ресурсы согласно своей политике в области окружающей среды и развития и несут ответственность за обеспечение того, чтобы деятельность в рамках их юрисдикции или контроля не наносила ущерба окружающей среде других государств или районов за пределами действия национальной юрисдикции».

Анализ более 50 международных природоохранных соглашений (1972-2012 гг.) показывает очевидное движение от декларативного содержания к конкретным мерам с формированием механизмов экономической ответственности, а также к расширению перечня регулируемых веществ и представителей флоры и фауны. За исключением некоторых международных соглашений по охране биоресурсов и представителей дикой фауны, в международных природоохранных соглашениях базой для регулирования и количественного нормирования принимался достигнутый уровень фактического количественного антропогенного воздействия на окружающую среду.

Для развивающихся стран этот уровень в качестве ограничения воздействия не принимался.

При применении режимов запрета и нормирования для стран не учитывались возможности окружающей среды по нейтрализации воздействия.

Методическое обеспечение учёта количественных обязательств и их фактического выполнения применялось только применительно к объёмам антропогенного воздействия.

Что получается в результате подобной международной «природоохранной» деятельности? Страны ОЭСР, наращивая потребление того или иного ресурса окружающей среды, подходили к пределу его исчерпания и фиксировали уровень его потребления международным соглашением. Принимая во внимание, что развивающимся странам ограничительных мер по потреблению ресурса не устанавливали, крайними в этих соглашениях оказывались страны с переходной экономикой. То есть, эти страны с переходной экономикой получали ограничение на использование того или иного ресурса и как следствие технологическое отставание в экономическом развитии. Нижеприведённая таблица, скомпилированная ещё в начале 2000 годов, актуальна и сегодня.

Сравнение некоторых показателей стран Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии (ВЕКЦА) в группу которых входит Россия, по сравнению с ЕС и США

(по данным графиков, представленным в третьем оценочном докладе Европейского агентства по охране окружающей среды, доклад № 10, Люксембург: отдел официальных публикаций Европейского сообщества, 2000 г.)

Рассмотрение подобного подхода на примере автомобилей ярко показывает потенциальные результаты такого международного регулирования. Например, ограничили международным соглашением использование топлива для автомобилей и договорились о снижении его потребления на 10%. В результате в странах ВЕКЦА будет 56 автомобилей на 1000 человек, а в странах США и ЕС 405 автомобилей на 1000 человек!!!

Теперь ещё об одной стороне, одном аспекте этого вопроса – о методологии.

Речь идет о выборе методов и способов управления, механизмах и инструментах регулирования объёмов выбросов и поглощения парниковых газов. Делаться это, опять-таки, должно научно обоснованно, с учётом национальных интересов, продиктованных ими целей и задач внутренней и внешней политики, а главное, социальных последствий и природно-ресурсного потенциала. Необходимо понять, осознать и осмыслить непреложный факт: в условиях современного технологического уклада большая часть энергии получается из ископаемых энергоносителей. Поэтому существует прямая связь объёмов антропогенных выбросов парниковых газов от сжигания этих энергоносителей и уровня ВВП стран: больше промышленное производство – больше и выбросы. Меньше всего выбросов, следовательно, при полной деиндустриализации и переходе к натуральному хозяйству.

Это было достаточно подробно описано в аналитических исследованиях Института экономического анализа под названием: «Экономические последствия возможной ратификации Российской Федерацией Киотского протокола».
Развитые страны ОЭСР, особенно импортёры энергоресурсов, несмотря на значительные усилия и созданные национальные и международные системы ограничения выбросов парниковых газов за 20 с лишним лет, прошедших после появления РКИК, не смогли уйти от этого технологического уклада. Хотя изо всех сил старались и даже значительно наращивали объёмы получения энергии из возобновляемых источников.

Россия же, несмотря на ратификацию упомянутой «климатической конвенции» РКИК, до сих пор не ввела национальную систему регулирования объёмов выбросов и поглощения парниковых газов, хотя её разработка была предусмотрена правительственным постановлением от 19 октября 1996 г. №1242. Оно вводило в действие Федеральную программу «Предотвращение опасных изменений климата и их отрицательных последствий», в которой имелась подпрограмма «Система мероприятий по ограничению антропогенных выбросов парниковых газов и увеличению их поглощения». Этим документом предусматривалось создание комплексной системы технико-экономических и организационно-технических мероприятий по ограничению антропогенных выбросов парниковых газов во всех сферах хозяйственной деятельности, причем, на предприятиях и в организациях всех видов и форм собственности. Отдельное внимание уделялось увеличению поглощения парниковых газов, а также созданию и совершенствованию нормативно-правовой и методической базы экономического и административного регулирования снижения парниковых выбросов на период до 2000 года. В том числе при использовании топливно-энергетических ресурсов.

Тщетно! Не разработав и не создав национальную систему регулирования антропогенных выбросов и поглощения парниковых газов, Россия в 2004 году «прыгнула в бассейн, забыв налить в него воды», – ратифицировала Киотский протокол, принятый 3-й Конференцией Сторон РКИК в 1997 году.

При этом в нашей стране также не был разработан и, соответственно не был введен в действие закон о порядке регулирования выбросов и распределения и оборота прав на выбросы парниковых газов (квот или установленного количества по терминологии Киотского протокола). Касаться он должен был внутреннего рынка и порядка реализации таких квот на внешнем рынке.

СПРАВКА:

Здесь для читателя, особенно несведущего – по-настоящему разбирается в этой проблеме достаточно ограниченный круг тех, кто ею непосредственно занимается, – необходимо дать пояснение.

Квота – это фиксированный объем продукции или товара, который может быть ввезён в страну или вывезен из неё и который определяется законодательным органом, для контроля рынка данной продукции или товара. Применительно к парниковым газам, квота – это предельный объем выбросов парниковых газов субъекта хозяйственной деятельности, который устанавливается ему административным решением. В российской практике квотирование широко используется при нормировании для предприятий объёмов выбросов вредных веществ при определении для них так называемых ПДВ (предельных допустимых выбросов).

В тексте Киотского протокола «КВОТОЙ» названо «УСТАНОВЛЕННОЕ КОЛИЧЕСТВО», а применительно к парниковым газом понятие квота появилось в русском языке после подписания Россией этого самого протокола.

В нашей стране при обсуждении различных мероприятий, связанных с регулированием объемов выбросов парниковых газов понятие КВОТА достаточно часто либо путается, либо сознательно и целенаправленно подменяется другим понятием. А именно: результатом сокращения выбросов парниковых газов (далее по тексту – РСВ), который образуется как итог хозяйственной деятельности и определяется как разница между объёмами фактических выбросов до проведения хозяйственной деятельности и после.

То есть, КВОТА это результат администрирования, а РСВ это результат хозяйственной деятельности, использование которого определяется Гражданским Кодексом.

Но поручение тогдашнему Министерству экономического развития и торговли (МЭРТ) разработать такой законопроект, данное Межведомственной комиссией (МВК) по проблемам изменения климата еще в 2003 году, так и осталось на бумаге. Между тем, в Европейском союзе подобная директива была разработана еще в 1996 году, а в 2005-м – введена в действие. Но каждая страна ЕС вводила меры по исполнению этой брюссельской директивы своим собственным законом. И в разных странах эти законы не были однотипными.

Отбросим пока так и напрашивающийся, хорошо известный из отечественной истории, эпический вопрос «это глупость или вредительство?». Но будем держать его в уме.

Отметим, что субъективными причинами такого положения послужил обвал выбросов парниковых газов в России относительно уровня 1990 года. Как известно, оно произошло в результате «схлопывания» производства вследствие гайдаровского «перехода на рыночные отношения». В дальнейшем вопрос решался с помощью «негласных установок», например такой: «Киотский протокол ратифицировать, но квот не продавать». Представители МЭРТ неоднократно заявляли, что нормирование (квотирование) выбросов в России нецелесообразно. И в целом подобное мнение поддерживалось и правительством, и бизнес-сообществом. Приведем пример из интервью на тот момент заместителя директора Департамента имущественных и земельных отношений, экономики природопользования МЭРТ Всеволода Гаврилова агентству «Интерфакс». Было это в 2006 году.

– У России есть возможность продажи тех квот, которые имеются в резерве по отношению к 1990 году. Будет ли правительство торговать ими? – был задан вопрос.

– Нет. Не собираемся их трогать, – последовал ответ. – Никакого смысла продавать их нет. Есть желание создать стимулы для энергоэффективности у компаний. Киотский протокол через проекты совместного осуществления и позволяет это сделать. Просто продажа суверенных квот без проектной деятельности, направленной на снижение выбросов не вызовет заинтересованности у иностранных контрагентов и не является нашей целью .

Отвлечемся на секунду и проясним терминологию Проекты совместного осуществления (ПСО) – один из «рыночных механизмов» РКИК, с помощью которого развитые страны кредитуют проекты, рассчитанные на сокращение выбросов, в развивающихся и «переходных» странах. В результате «кредитор» вместо возврата денежного кредита получает часть квоты страны в порядке установленном законодательством страны. Практически кредитор должен получить часть квоты страны в размере разницы между квотой, установленной субъекту хозяйственной деятельности административным решением, и объёмом фактических выбросов этого субъекта. Это в идеале, если все «по уму». Но эта разница может регулироваться законами страны. Например, в Новой Зеландии две единицы РСВ приравняли к одной единице КВОТЫ. То есть, если вы сократили фактические выбросы (РСВ) на 2 единицы, то можете продать 1 единицу квоты страны.

Однако мы «легких путей» не ищем. Обращает внимание, что если в 2004 году о разработке соответствующего законопроекта определяющего порядок регулирования выбросов и поглощения парниковых газов еще говорили, то в 2006-м – уже забыли.

Это открыло некоторым «море возможностей». И тот же г-н Гаврилов впоследствии оказался не где-нибудь. А в должности руководителя дирекции Сбербанка России. Того самого, которому правительственным постановлением передали полномочия «по участию в действиях, ведущих к получению, передаче или приобретению единиц сокращения выбросов парниковых газов». То есть «оператора углеродных единиц»…

Если регулярно задаваться сакраментальным вопросом «Кому этого выгодно?», остальные вопросы, как видим, часто отпадают сами собой. Тем более, что «если квоты продавать нельзя, но очень хочется, то можно»….

С 2006 года МЭР совместно со Сбербанком и Министерством природных ресурсов и экологии (МПР) начали реализовывать серую схему реализации выше упомянутых ПСО – проектов совместного осуществления. Почему серую? Как сказано выше, по Киотскому протоколу в рамках ПСО стране-донору или «инвестору» передаётся часть квоты страны-получателя кредитов. А на той же конференции «Зелёных», тем не менее, «проболтались», что мониторинг в России не только велся, но и результаты его верифицировались, то есть удостоверялись… по субъектам хозяйственной деятельности. Господа как это, если даже кадастра объемов фактических выбросов и поглощения парниковых газов по предприятиям у нас, оказывается, нет… И национальной методологии исчисления РСВ тоже нет и в течении 20 лет не появилось.

То есть:

– квот предприятиям не дали и порядка их использования на территории России законом не установили;

– кадастр о результатах фактических выбросов по предприятиям отсутствует;

– попытка ввести добровольную отчётность предприятий заблокирована;

– национальная методология экономической оценки результатов выбросов и поглощения по субъектам хозяйственной деятельности отсутствует.

– порядок конвертации РСВ в КВОТУ в стране законодательно не установлен

Четыре нарушения «в одном флаконе». И вот с этими перлами авторитетное Бюро Веритас умудрилось верифицировать как вы думаете, читатель, сколько? 75% тех самых ПСО! Три четверти, на сумму более 1 млрд евро. Без всяких на то законных оснований.

А ПСО в рамках Киотского протокола в отсутствии всех перечисленных необходимых национальных процедур – еще раз, задумайтесь на минуточку – реализовывали. На радость кому? На чью радость – тот знает!

Как квалифицировать эти действия киотских Остапов Бендеров? И как их спрятать, скажем, от прокуратуры?

Вот приказ МЭРТ от 30 ноября 2007 г. №422 «Об утверждении лимитов величины сокращения выбросов парниковых газов» , подписанный министром Эльвирой Набиуллиной. У кого хватит терпения – почитайте внимательно. И убедитесь, что весь мир борется за сокращения выбросов, а МЭРТ устанавливает лимиты (ограничения)… не на выбросы. А на эту самую борьбу с выбросами!

Члены Европейского союза в системе торговли правами на выбросы в рамках Киотского протокола устанавливали в своих странах лимиты на объёмы выбросов. Маразматический смысл приказа МЭРТ подтверждает и тот факт, что он по сути не выполнен (а как его выполнять?). Ведь в нем установлен лимит на сокращения выбросов в объёме 300 млн тонн, а Россия сократила выбросы парниковых газов в этот период 2008-2012 годов в объёме 6000 млн тонн. То есть в двадцать раз больше. (Считаем мы, как и положено, в эквиваленте СО2 – той самой углекислоты).

Почему такое написали в приказе? Потому, что фактически таким вот казуистическим способом российская квота в указанном объеме 300 млн. тонн не сокращалась, а продавалась. И поскольку продавать квоту без закона нельзя, но закона принимать и не собирались, как нам, помним, сообщал г-н Гаврилов, а продать хочется аж жуть!.. То КВОТУ тогда в этом самом приказе назвали «углеродной единицей».

То есть фактически в приказе как раз и имелось ввиду продать российскую квоту в объёме 300 млн. тонн. Но поскольку закона нет, то подменили понятия. Повторю: так, именно так и только так КВОТА вдруг превратилась в «углеродную единицу». Росчерком чиновничьего пера!

Протягиваем ниточку нашего импровизированного расследования в настоящее. Набиуллина – глава Центробанка, а Ксения Юдаева, в те времена главный экономист Сбербанка России, совместно с которым эти ПСО и реализовывались, эти квоты и продавались, сегодня первый заместитель Набиуллиной. Рука руку моет?

Точно так же действовало и Министерство природных ресурсов.

Во-первых, в отсутствии закона о порядке распределения и оборота прав на выбросы – «квот» (по терминологии Киотского протокола – установленное количество), а также в отсутствие учёта (кадастра) фактических выбросов парниковых газов по субъектам хозяйственной деятельности, волюнтаристским Распоряжением Правительства РФ от 20 февраля 2006 г. №215-р создаётся российский реестр углеродных единиц (далее по тексту Реестр).

Для чего? А вот для чего. Для обеспечения учёта введения в обращение, хранения, передачи, приобретения, аннулирования и изъятия из обращения единиц сокращения выбросов, сертифицированного сокращения выбросов, установленного количества и абсорбции, а также для переноса единиц сокращения выбросов, сертифицированного сокращения выбросов и установленного количества.

И лишь следом появляется распоряжение Правительства Российской Федерации от 1 марта 2006 года №278-р, о создании российской системы оценки антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями парниковых газов, для:

а) оценки объемов антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями парниковых газов;

г) информирования органов государственной власти и органов местного самоуправления, организаций и населения об объемах антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями парниковых газов.

Но, несмотря на эти пункты, в структуре кадастра так и не предусмотрели порядок оценки объёмов антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями парниковых газов (то есть непосредственно по субъектам хозяйственной деятельности) и естественно – информирования о них органов государственной власти и органов местного самоуправления, организаций и населения.

Почему так получилось?

Потому, что национальный кадастр России формируется по методологии, придуманной Межправительственной группой экспертов по изменению климата (МГЭИК) – той самой, которую возглавлял бывший вице-президент США Альберт Гор, получивший Нобелевскую премию за лживый фильм «Неприятная правда», звавший всех на борьбу с «глобальным потеплением».

Авторы Киотского протокола, чтобы протащить эту «международную», точнее глобалистскую, методику в национальные оценки и привязать к ним климатическую политику стран, пошли на прямой и банальный подлог. Статья 5.2 Киотского протокола, в обход 16-го и 17-го принципов Декларации Рио, обязывает считать национальные выбросы строго по методике МГЭИК. «Наперсточный» прием возводится таким образом в ранг «большой политики». И если бы только здесь!

И формируется российский кадастр расчётным методом на основе сводных данных Роскомстата о потреблении первичных ресурсов по отраслям промышленности. Для страновой отчётности перед органами РКИК и Киотского протокола этого вполне достаточно. Но в принятой Россией форме отчётности не предусмотрен кадастр объёмов выбросов и поглощения парниковых газов по субъектам хозяйственной деятельности.

Понятно, что формирование кадастра фактических выбросов на основе данных субъектов хозяйственной деятельности для такой огромной страны как Россия достаточно затратное дело. Но тогда надо признать, что пункты 1.а) и 1.г) Кадастра Росгидрометом не выполняются!

И главное, на основе каких данных о фактических объёмов выбросах и поглощении должны осуществляться действия в Реестре по получению, передаче или приобретению единиц сокращения выбросов парниковых газов? А ведь именно эту задачу правительство своим постановлением от 15 сентября 2011 г. №780 «О мерах по реализации статьи 6 Киотского протокола к рамочной конвенции ООН об изменении климата» возложило на оператора углеродных единиц – открытое акционерное общество «Сбербанк России».

Обращает на себя внимание, что попытки как-то обосновать эти действия неоднократно предпринимались и ранее. Например, в постановлениях Правительства России от 28 мая 2007 г. №332 «О порядке утверждения и проверки хода реализации проектов, осуществляемых в соответствии со статьей 6-й Киотского протокола к Рамочной конвенции ООН об изменении климата» и от 28 октября 2009 г. №843 «О мерах по реализации статьи 6-й Киотского протокола к Рамочной конвенции ООН об изменении климата».

Но ничего не происходило и сейчас не происходит. Воз и поныне там.

В статье «Проблема регулирования прав на выбросы парниковых газов», которая была опубликована журналом «Стандарты и качество» («Методы оценки соответствия». 2007. №8.), автору приходилось доказывать безосновательность 332-го правительственного постановления следующим аргументом: это «напоминает попытку обустройства окон дома при незаконченном фундаменте и отсутствующих стенах».

А разве не так?

И только в третьем постановлении, упомянутом 780-м, уже в 2011 году, правительство, отменив прежнюю абракадабру, дало, наконец, определение «углеродной единицы». И определило ее как «установленную Протоколом и международными требованиями единицу установленного количества выбросов парниковых газов, единицу сокращения выбросов и единицу абсорбции».

То есть фактически было признано, что «углеродная единица» это страновая квота – «единица установленного количества». Но сказав «А», снова забыли про «Б» и все последующие буквы алфавита. Ибо закона о порядке использования страновой квоты в России как не было, так и по сей день нет. А это означает следующее:

Первое. У Правительства России нет полномочий распоряжаться углеродными единицами (страновой квотой).

Второе. У российского Реестра нет прав осуществлять операции по передаче российских квот другим странам. Иначе говоря, постановление Правительства РФ №780 также не имеет законных оснований, как и предыдущие №332 и № 843. При этом ещё и нарушен закон «О банках и банковской деятельности», в котором подобная деятельность («оператор углеродных единиц») запрещена банкам.

В дополнение ко всему, если этот товар (квота) реализуется другим странам, то это должно находить своё отражение и в системе таможенного регулирования… И особо примечательный факт: постановление №780 было подписано в Правительстве.

Кроме вышеизложенных усилий по реализации серой схемы упомянутых ПСО – Проектов совместного осуществления – возникает и другие вопросы. Несмотря на то, что в российских СМИ упоминаются три механизма гибкости Киотского протокола, на самом деле их четыре. Почему остальные механизмы гибкости, кроме 6-й статьи Киотского протокола, МЭРТ России не использовала в рамках его реализации?

Например, страны ЕС, ведя переговоры по РКИК консолидировались, объединив свои усилия на основе статьи 4-й Киотского протокола (совместное выполнение обязательств). Почему Россия, ведя на протяжении двадцати лет переговоры по РКИК и Киотскому протоколу в составе «зонтичной группы» (США, Канада, Австралия, Норвегия, Новая Зеландия, Япония, а также Украина, Россия и Казахстан), не использовала эту статью для совместного выполнения обязательств с другими странами, например, с тем же Казахстаном? А если интересы у стран этой группы разные, то что делала все это время Россия в составе этой группы на переговорах? Прикрывала своими сокращениями рост выбросов в странах этой группы?..

Если так, то где тогда компенсации нашей стране за подобную «благотворительную» деятельность? Или такое «компенсацией» стало принятие нас в ВТО, роль которой давно растоптана антироссийскими санкциями? Или удовлетворились местом «свадебного генерала», ой простите, президента Всемирной метеорологической организации (ВМО), которым стал советник Президента России по вопросам климата Александр Бедрицкий?

И это уже отработанный сценарий.

Когда закрывались российские заводы по производству хладонов в рамках Монреальского протокола, президентом Монреальского протокола был российский чиновник А.А. Соловьянов.

В «Лесной газете» уже писалось, что один наш чиновник лесного ведомства пытается отдать управление российскими лесами странам ЕС в рамках соответствующего международного соглашения. И получится, что «три десятка голосов стран Европы против одного голоса России будут принимать решения, обязательные для России. А чиновник, как представляется, далее… сядет в кресло «свадебного генерала» этой организации.

Конечно, подобные решение ЕС с радостью реализует, и при этом их «руки остаются чистыми», ведь удавку на шею экономики России мы одеваем своими собственными руками!

Статью 17 Киотского протокола негласно «запретили» использовать, хотя при прогнозируемых громадных сокращениях российских выбросов устанавливать лимит на сокращения более чем нелогично. Как следствие подобной «уступчивости» на 18-й Конференции Сторон РКИК в Дохе наши сокращения выбросов периода 2008-2012 годов «прихватизировали» другие, более «шустрые» страны. Минимальной стоимость этой потери – свыше 600 млрд долларов. И то если считать по минимальной себестоимости сокращения выбросов в странах ОЭСР.

И за эту «прихватизацию», причем в нарушение положений Киотского протокола, проголосовал целый ряд стран из той же «зонтичной группы», в которую входит и Россия! С такими «партнерами» – и врагов не надо!

И сегодня эти страны с растущими объемами выбросов, которые Россия своими сокращениями прикрывала более двадцати лет, ввели против нас санкции. Набросили на нашу экономику удавку, предельно усложнив ее даже не развитие, а просто существование. Известная логика: «сначала давай съедим твоё, а потом каждый сам своё.

И появление Указа Президента РФ от 30 сентября 2013 г. №752 о сокращении выбросов на 25%, после такой «прихватизации» сокращений в Дохе этот процесс не только не останавливает, а наоборот – поощряет…

Кто его лоббировал? Угадайте с трех раз!

Статью 12 того же Киотского протокола авторы серой схемы, тоже «забыли». А тем не менее, российские компании – и частные, и государственные – реализуют много проектов в развивающихся странах, которые сокращают выбросы. Почему механизм статьи 12-й не используется, например, для пополнения страновой квоты России, которую беззаконно и втихоря не за понюшку табаку продали наши Остапы Бендеры из присно памятного «либерального экономического блока»? Или этот механизм опять применяется скрытно, позволяя использовать углеродный актив госкомпаний в личных интересах их менеджмента?

И возвращаясь к статье 6-й Киотского протокола и постановлению №780.

Практически страны ОЭСР никогда и не собирались сокращать выбросы в рамках Киотского протокола. Этот протокол, более похожий на эпический «лохотрон», был создан и запущен потому, что в развитых странах, при минимальной себестоимости свыше 100 долларов за тонну в эквиваленте углекислоты (СО2), сокращать выбросы просто экономически невыгодно. Да и покупать права на выбросы в странах с переходной экономикой по цене 10-30 долларов за тонну в эквиваленте той СО2 – опять «сплошные расходы». Зачем их нести, когда на «любимую холяву» можно купить эти права в развивающихся странах по цене ниже одного доллара?

Иначе говоря, по статье 6-й Киотского протокола страны ОЭСР практически и экономически не предусматривали и в последствии не допускали возможность продажи своих прав на выбросы другим странам. Ну а Сбербанк России, МЭРТ, его преемник МЭР, а также МПР могут привести пример, когда кто-то из субъектов хозяйственной деятельности России приобрёл права на выбросы (квоты) в другой стране? И зафиксировал это в российском реестре? Ну, например, скажем, дочерняя компания «Газпрома» – Gazprom Marketing & Trading?..

Виктор Потапов

Источник: iarex.ru

Leave a comment

Your email address will not be published. Required fields are marked *