25 лет назад советский «Закон о печати и других СМИ» отменил коммунистическую цензуру.
Закон о печати в Советском союзе был принят Верховным Советом СССР 12 июня 1990 года. Первые строки его звучали так: «Печать и другие средства массовой информации свободны… Цензура отменяется». Закон действовал всего лишь полтора года — вплоть до распада Советского Союза. Но сыграл немаловажную роль в дальнейшем общественном развитии как России, так и других постсоветских стран. На его основе был написан «Закон о средствах массовой информации» в России, согласно которому, несмотря на все безобразные поправки, работает пресса по сию пору.
Свободу можно дать, но невозможно навязать
Авторами как советского, так российского законов были, в тот период времени еще довольно молодые юристы и политологи – Юрий Батурин, летчик-космонавт, а ныне член-корреспондент российской Академии наук, Михаил Федотов, доктор юридических наук, возглавляющий теперь Совет по развитию гражданского общества и правам человека при президенте России, и кандидат юридических наук, адвокат Владимир Энтин.
Они поделились своими воспоминаниями о работе над тем законом и оценками последствий его действия на круглом столе в стенах московского офиса общества «Мемориал», организованного при участии Государственной публичной исторической библиотеки (ГПИБ) России.
Как заявил в начале мероприятия председатель правления международного «Мемориала» Арсений Рогинский, для него воспоминания о советском периоде – по крайней мере, до появления документированно заявленной свободы печати – ассоциируются с запретом литературы и с так называемым самиздатом.
«Вся моя жизнь молодая прошла под знаком запрета того, что мы можем или, вернее, не можем читать», – отметил он.
По мнению Рогинского, последствия закона 12 июня 1990 года схожи как с манифестом 19 февраля 1861, отпустившим на волю крепостных, так и с манифестом от 17 октября 1905, даровавшим подданным Российской империи буржуазно-демократические права и свободы.
«Крепостные» издания, ранее жестко привязанные к партийно-государственным организациям, бросились на свободу – регистрироваться в новом качестве. Начался парад суверенитетов СМИ. Однако свободу можно дать, но невозможно навязать. И что в итоге получилось – судить самим потребителям прессы.
По словам директора ГПИБ Михаила Афанасьева, после принятия закона самиздат в России стал достоянием истории. Ему даже придумано оригинальное наименование – нетрадиционная печать. Именно так называется сектор в библиотеке, в котором до сего дня хранятся экземпляры де-юре подпольной литературы, издававшейся для советских читателей в СССР и за его пределами.
Между прочим, директор библиотеки сообщил, что и сейчас компетентные органы интересуются тем, кто и как предоставляет «обязательный экземпляр» в библиотеку. «Если какое-то издание дает экземпляр, то вроде бы как ничего противогосударственного не замышляет», – сказал Афанасьев, пояснив, что на библиотеках пока нет обязанности докладывать «куда следует» о том, какие издания посылают в библиотеки экземпляры, а какие – нет.
Авторы закона о печати выступили с увлекательным рассказом о законотворческой деятельности.
Юрий Батурин отметил, что, каким бы парадоксальным это ни казалось, именно в недрах ЦК КПСС созрела идея этого закона. От Александра Яковлева, возглавлявшего отдел ЦК и от Георгия Шахназарова – главы советской Ассоциации политических наук (кстати, автора школьных учебников по обществоведению, в котором детально описывалось беззаботное коммунистическое будущее) – фактически исходила инициатива закона. А главное препятствие являло собой «агрессивно-послушное» большинство Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР.
Между тем впервые при написании закона понадобились услуги профессиональных юристов, что было в общем-то недолгой особенностью того времени. И именно юридическое образование позволило внести такие хитрости, которые прошли мимо зрения привыкших только к директивам ЦК партийно-хозяйственных функционеров, заседавших в российском квазипарламенте.
Власть общественного мнения
Рассуждая о том, стала ли пресса в России «четвертой властью», Батурин подчеркнул, что если исходить из теорий юриспруденции, то вряд ли можно считать СМИ властью.
«Что такое власть, не знает никто. Имеются тысячи определений. На самом деле они определяют проявления власти, а не ее саму. В политической философии есть классическое объяснение, что такое власть: А обладает властью над Б, если Б делает то, что он не стал бы делать без усилий А. С этой точки зрения пресса, конечно, обладает признаками власти», – считает Батурин.
Глава СПЧ Михаил Федотов вспомнил забавную байку прежних времен. В 1969 году впервые встал вопрос о принятии закона о печати.
– Секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов сказал: «От отмены цензуры в Чехословакии до ввода советских танков в Прагу прошло несколько месяцев… Как вы думаете, через какое время и кто будет вводить танки в Москву после принятия такого решения у нас?» И, надо сказать, Суслов как в воду глядел. Закон был принят 12 июня 1990 года (одновременно с принятием Декларации о суверенитете России), а 19 августа 1991 года в Москву вошли танки. Когда принимался российский закон о СМИ, Советский Союз уже перестал существовать, – констатировал он.
– Помог ли прессе закон о печати стать «четвертой властью»? Я вообще не уверен, что печать есть четвертая власть. Это никакая не власть. Ведь если подходить с такой меркой, то что собой представляет, например, церковь? Или профсоюзы? Или семья?
«Пресса – четвертая власть» было правильным в советской системе. Печать там смыкалась с реальной властью. В обычном обществе пресса – это зеркало. Иногда правдивое, иногда выпуклое, порой битое, а подчас и кривое. Печати не нужно придавать ту роль, которую она играть не может и не должна. Хотя в принципе четвертая власть – это власть общественного мнения. И в этом случае СМИ выступают одним из выразителей его, – продолжил Федотов.
Глава СПЧ пояснил: «Закон о печати в СССР действовал всего лишь полтора года до распада Союза. Написанный же на его основе закон о средствах массовой информации в России уже действует 25 лет. Однако за это время в него внесено огромное количество поправок. Они просто-напросто обезобразили закон. Но не стоит трогать закон о СМИ. Безусловно, кое-что в несущей конструкции самого закона осталось в силе. И тем, кто хочет сохранить свободу, закон позволяет сохранить ее.
Но главное, в нашей стране не всё зависит от закона. В России самый хороший закон может работать и хорошо, и плохо. Вместе с тем плохой закон будет действовать исключительно плохо. Другое дело, отсутствие полное закона абсолютно плохо, но это беззаконие».
Как изменить неаккуратное правоприменение
Корреспондент КАВПОЛИТа поинтересовался, не является откатом назад нынешняя ситуация, при которой существуют обширные списки запрещенной литературы, за авторами блогов и личными страницами пользователей в интернете явно ведется слежка, и нередко за любой «экстремизм» (на взгляд органов) может ожидать и уголовное наказание. Даже при всем том, что идеологической подоплеки советского периода не осталось.
Возможно стоит поменять законы, регулирующие, в частности, борьбу с экстремизмом, чтобы имели место не произвольные действия каких-либо структур, а точное применение закона в соответствие с его буквой и духом?
«На мой взгляд, мы в последнее время наблюдаем утрату некоторыми правовыми понятиями их первоначального, естественного смысла. В результате приобретения иного смысла правоприменение тоже движется совсем по другому пути – не по тому, который исходил бы из воли законодателя. В том числе это касается и таких понятий, как экстремизм, разжигание ненависти, оскорбление чувств, персональные данные. Совершенно нелепые случаи бывают. К примеру, гражданин обращается к начальнику отдела полиции с вопросом, как зовут его участкового, а ему отвечают: мол, это персональные данные – разглашению без его согласия не подлежат», – указал Федотов.
«К сожалению, сейчас законодатель крайне неточен в своих формулировках, а исполнитель весьма неаккуратен в правоприменении. Необходимо менять и законодательство и правоприменительную практику», – резюмировал наш собеседник.
Остается лишь одна загадка: как изменить неаккуратное правоприменение? Поменяв в корне всю систему правоохранительных органов? Или можно обойтись постановлениями пленума Верховного суда о тех или иных правовых прецедентах?
Рустам Джалилов
Источник: kavpolit.com