Это не фильм ужасов, а свидетельство о реальном кошмаре. Свидетельство бывшей сотрудницы шариатского суда, сбежавшей из Исламского Государства. Но и за пределами «халифата» она остаётся в смертельной опасности, а потому не может ни открыть своего лица, ни назвать настоящего имени.
В женских подразделениях религиозной полиции Исламского Государства, называемых «Хизба», есть не только оперативные сотрудницы, но даже судьи, которым поручено разбирать некоторые чисто женские дела. Лина (назовём её так) работала писарем у одной из них.
Лина – дважды беженка. В сентябре 2012 года, когда разгорелась гражданская война в Сирии, ей первый раз пришлось бежать из зажиточного провинциального города Дайр-эз-Заур на берегу Евфрата. Тогда Лина была беременна первым ребёнком; сейчас у неё двое. Молодая семья нашла убежище в соседней деревне, которая вскоре стала региональным штабом ИГИЛ.
Лина выросла в мусульманской сирийской семье, но, по её словам, «тот ислам» был гораздо менее строгим: «Всё, что мы знали – то, что нам нужно молиться пять раз в день и поститься в Рамадан. Раньше ни одна из нас не носила никаб (покрывало на лице), мы не носили исламскую одежду, и не было правил, запрещающих женщине разговаривать с любыми мужчинами, кроме близких родственников».
Ислам по версии ИГИЛ, основанный на строгой средневековой трактовке законов Шариата, поначалу не вызывал отторжения. Лина восприняла его довольно романтически – как прямой и истинный путь для мусульманина. Её семья и община, как и большинство в Сирии, были мусульманами-суннитами; ваххабизм, поддерживаемый ИГИЛ – радикальное ответвление суннитского ислама. Но Президент Сирии Башар Ассад – алавит (одно из ответвлений шиитского ислама), и с точки зрения суннитов он – еретик. Поэтому семья Лины решила, что ИГИЛ им ближе, и довольно быстро приспособилась к новым порядкам. Лина захотела глубже изучить законы Шариата, новые исламские власти пошли ей навстречу и дали возможность пройти соответствующий курс обучения и индоктринацию.
«Мы ходили по другим деревням — рассказала Лина, — чтобы помочь людям понять законы Шариата, чтобы показать верный путь ислама. Мой муж ушёл на войну. Моя подруга объясняла мне, что я буду получать жалование примерно 200 долларов в месяц и могу оставаться с моими родителями».
В женской полиции служит много приезжих. Лина знала полицаек из Ирака, Ливии, Туниса, Алжира, Египта. И из Европы тоже немало – одна из Норвегии, одна из Германии, много французских мусульманок и пятеро британских, обращённых в ислам сравнительно недавно – несколько лет назад. Начальство к ним относилось лучше, чем к местным. Иностранки быстро получили оружие и свободу перемещения по всей территории «халифата» – правда, в сопровождении начальника. Личная охрана начальников – эмиров – состояла из иностранных полицаек; они ездили на джипах в разные места Ирака и Сирии порой на несколько месяцев.
Лина улыбается, вспоминая, какой простодушной она была тогда, в мае 2013 года, когда закончила учёбу и поступила на службу в «Хизбу»:
«Я дала баят [исламскую присягу], вступила в ИГИЛ, работала в отделе «Хизбы», занимавшемся делами женщин. Нашей задачей было поддержание законов Шариата; нужно было следить за тем, чтобы женщины носили никабы и вообще правильную одежду, и правильно вели себя с мужчинами».
Первым серьёзным заданием Лины стало шпионское проникновение в шариатский «тренировочный лагерь», в котором содержались девушки и женщины, не пожелавшие добровольно подчиниться строгим исламским правилам, с целью наблюдения за «воспитанницами».
«Я проходила этот „тренинг“ много раз — говорит Лина, — присматривала за неверными. Должна была слушать их разговоры и докладывать о тех, кто высказывал недовольство Исламским Государством».
Женщин, на которых Лина «настучала», вызывали в шариатский суд, где их допрашивали с пристрастием, а затем приговаривали к побоям. Лина тогда не считала, что поступает неправильно. Стукачество в ИГИЛ процветает; «Хизба» вербует даже детей с восьми лет, и платит им за «повышенное внимание к ровесникам».
В награду за эти доносы Лина получила повышение по службе. Её предложили работу «писаря» в суде «Хизбы» в городке Эль-Меядин (пригород Дайр-эз-Заура). Фактически это была работа секретаря суда – записывать показания подозреваемых, свидетелей, полицейских, оформлять документы. Её начальницей была судья по имени Ум Абдулла (Um Abdullah) – по словам Лины, доброжелательная замужняя женщина, мать четырёх детей. Она никогда не назначала чрезмерно жестоких наказаний.
«Если подсудимая была бедной женщиной, она назначала очень маленький штраф. Однажды она приговорила женщину к побоям, но побила её… карандашом, тем самым не причинив боли, но оставшись в рамках закона».
Но такое было скорее исключением, нежели правилом. Чем дольше работала Лина в органах Исламского Государства, тем больше вопиющих случаев она узнавала.
Одна сирийка была арестована за разговор с мужчиной в магазине. Она уверяла, что это её муж, и она ничего не нарушила – но офицер «Хизбы» не поверила ей и повела к судье. Судья-египтянин оказался немилосердным, и без долгих разбирательств назначил ей 80 ударов плетью, причём эта порка должна быть публичной, на центральной площади города. Когда её муж вернулся с брачным контрактом, было поздно – наказание уже исполнили.
«Вообще, египтяне и тунисцы – добавляет Лина, – были не лучше воров. Их вообще не интересует, виновен ли человек или нет, они могут начать избивать, даже не дожидаясь решения судьи».
За два года работы в шариатском суде Лина стала свидетельницей бесчисленных телесных наказаний с помощью палок и плетей; три раза отрубали руки, один раз – голову. И всё это в городке с населением не более 85000 человек. В её обязанности входило вести запись исполнения наказаний. Но непосредственного участия в экзекуциях Лина на принимала, собственной рукой никого не порола. И не могла заставить себя смотреть на отрезание руки или головы…
Штрафы назначали за ношение «неисламской» одежды, палки и плети – за «неприемлемое» общение женщин с мужчинами. Руки рубили за воровство; за измену мужу побивали камнями до смерти, за измену Исламскому Государству – срубали голову.
Потом начались шпионские дела, разбираемые не только безо всякого милосердия, но часто даже без здравого смысла. К смерти приговорили разоблачённую «Хизбой» местную девушку, вся вина которой заключалась в том, что она через мессанджер WhatsApp общалась со своей сестрой, живущей в Дамаске, и жаловалась ей на свою жизнь в ИГИЛ. «Мы все [живём] под давлением», «Мы так больше не можем», «У нас проблемы» – вот и всё, что она написала. Она никак не могла ездить на территорию, контролируемую войсками Башара Ассада, и получать от них какую-либо плату. Но такой переписки с сестрой оказалось достаточно, чтобы обвинить девушку в шпионаже и преступных связях с режимом Ассада. Судья египетского происхождения без колебаний вынес ей смертный приговор…
Большинство добровольцев, приехавших воевать за ИГИЛ, да и женщины тоже, только поначалу кажутся героями, готовыми жизни отдать в борьбе за нас и нашу свободу. Но вскоре становится ясно, что они приехали за «деньгами, золотом и рабами», и что многие из них – не более чем воры, мародёры и насильники.
Ужасна судьба заключённых-езидов: их не считают за людей, часто отдают в рабство воинам ИГИЛа – и те могут безнаказанно насиловать их и вообще делать с ними всё, что захотят.
Царит коррупция и брутальность. И совсем пустячными кажутся на этом фоне бытовые трудности. Электроэнергия в город поступает только с дизель-генераторов, контролируемых местными эмирами Исламского Государства. Несмотря на огромные месторождения нефти в окрестностях города, электричества не хватает, и нельзя включать кондиционеры даже в пятидесятиградусную жару. Водопровод работает в лучшем случае иногда…
«Последней каплей» для Лины стала история её начальницы. Неизвестно как эта добрая женщина оказалась якобы виновной в шпионаже в пользу Саудовской Аравии – но и её приговорили к смерти через отсечение головы.
«Когда я спрашивала у других сотрудниц „Хизбы“, что же такого сделала Ум Абдулла — вспоминает Лина, — те говорили, что я не должна спрашивать об этом, для моей же безопасности»
Лина до сих пор слишком напугана, чтобы искать ответ на этот вопрос. Но мы в «MailOnline» считаем, что Ум Абдулла не была шпионкой, её оговорили, и всё это – результат борьбы за власть в маядинском отделении «Хизбы»; борьбы, в которой победила не Ум Абдулла, а «тунисская дьяволица» – другая женщина-судья; по словам Лины, «настоящее чудовище». Звали ту женщину Роаа Ум Хотаба аль-Туниси (Roaa Um Khotaba al-Tunisi), родом она была из Туниса, а её первый муж – из Ливии.
Семейное счастье, ежели и было оно у них, продолжалось недолго – муж был убит в бою под Кобане, Роаа Ум в тридцать лет стала вдовой. Исламское начальство говорило ей, что она ещё достаточно молода, а потому должна снова выйти замуж. Она согласилась, но в подарок на свою новую свадьбу пожелала… своей рукой отрубить голову неверному (кафиру) – то ли отомстить врагам за гибель мужа хотела, то ли ещё чего – неизвестно. И попросила эмиров об этом. Те доложили выше, и так необычная просьба исламской судьи дошла на самый верх ИГИЛа – до халифа Абу Бакра аль-Багдади, который долго размышлял над этим . Наконец он решил: просьбу удовлетворить, но это должна быть голова женщины, потому что женщина может всячески наказывать, а также смертью казнить, другую женщину – но она не может судить или наказывать мужчину, пусть даже неверного. Но где же взять неверную враждебную женщину для казни, если на всех фронтах против ИГИЛ воюют, и попадают в плен, почти исключительно мужчины? Халиф решил: найти такую в тюрьме, среди тех, кто достоин отсечения головы за измену ему или Аллаху.
Этой изменницей оказалась Ум Абулла. Шариатская судья Роаа Ум Хотаба аль-Туниси отрубила голову бывшей коллеге, получила свой кровавый подарок на свадьбу. Для шариатского суда Исламского Государства это, видимо, обычная практика – там судья может не только выносить приговоры, в том числе смертные, но и собственноручно приводить их в исполнение.
Шпионские процессы не прекращались. После исчезновения начальницы Лина всерьёз испугалась, что следующей будет она. Решила бежать, пока не поздно. Её муж долго был на стороне Исламского Государства и слышать не хотел о побеге, но, увидев крупномасштабное безнаказанное мародёрство, творимое другими сторонниками халифа, согласился.
И вот Лина стоит у дороги, одетая в чёрную робу, закрывающую всё лицо и всё тело. Её муж и двое маленьких детей – в старой, поношенной одежде. По поддельным документам им удалось выехать из Эль-Меядина. Ехали с пересадками, на микроавтобусах и попутках, через «столицу» ИГИЛа Ракку, потом через территории, контролируемые другими вооружёнными группировками повстанцев. Им повезло – водители и постовые солдаты были милостивы и не причинили беженцам вреда. Наконец, в городе Килис Лина и её семья перешли границу Турции. Это было шесть недель назад.
Но и в Турции они не чувствуют себя в безопасности. Лина понимает: здесь полно агентов ИГИЛа – фанатиков, готовых безжалостно расправиться с беглой семьёй «изменников». Они не могут оставаться на одном месте, меняют адрес каждые три-четыре дня. Лина по-прежнему носит длинное чёрное платье и светло-коричневый платок, покрывающий голову и большую часть лица, выходит из дома только за продуктами. Её остаётся только вспоминать о прежней жизни, в которой она была государственным администратором, а муж – продавцом, ещё он любил рыбалку и охоту на кроликов. У них тогда был красивый дом и автомобиль «Мазда». Но всё это осталось в безвозвратном прошлом – до революции, до марта 2011-го…
«Мы не можем оставаться в Турции — напоследок говорит Лина, — здесь нет работы для сирийцев и полно ИГИЛ-овских убийц. Мы уедем куда-нибудь, где сможем быть в безопасности – может быть, в Европу».
Nick Fagge, Александр Румега
Источник: dailymail.co.uk