Автор материала Олег Валецкий – русский доброволец, воевавший в Югославии в составе разведывательного подразделения – рассказывает о малоизвестных контрпартизанских по своей сути операциях, подвергая их своему анализу.
На главном направлении
Начало авиаударов НАТО по Югославии 24 марта 1999 года во многом изменило ход войны на Космете (Косово и Метохия). Если до весны этого года действия югославских вооруженных сил еще были связаны политикой, то после начала авиаударов их руки были полностью свободны. За три весенних месяца вполне было возможно окончательно покончить с весьма потрепанной УЧК (по-албански – Освободительная армия Косово). Тем более что перевес сил был на стороне югославской армии и полиции, притом многократный. Если добавить к этому двести с лишним тысяч местных сербов и до ста тысяч горанцев (сербов-мусульман), а также значительное количество «лояльных» албанцев, то УЧК оказалась в марте-апреле под угрозой полного уничтожения со стороны столь многочисленных противников.
Разведгруппа в пешем патрулировании
Наша 37-я моторизованная бригада размещалась в области от Србицы до Глоговца, то есть в центральной части Дреницы. Область Дреница была тем и важна, что представляла собой главную базу УЧК и родное место большей части ее высших командиров. Подави сербы сопротивление здесь, во всем албанском обществе расширились бы пораженческие настроения. За два с половиной месяца наша бригада имела приблизительно до полусотни погибших и где-то в два раза больше раненых (все это по официальным данным). Далеко не все потери были от действий УЧК, свою роль играла и авиация НАТО, плюс к этому и несчастные случаи.
Но дело не в потерях югославской армии и полиции, как хотели представить западные журналисты и представители УЧК. Даже если учесть потерю еще максимум двух-трех десятков человек погибшими и вдвое-втрое большее число раненых из состава других частей, все равно цифра никак не могла быть ощутимой для боеготовности 37-й бригады. Только на Дренице она насчитывала несколько тысяч человек, и при этом имела еще несколько сот личного состава в Рашке. Речь идет о бригаде, направленной в самый центр албанского сопротивления и поэтому провозглашенной после войны одной из трех лучших бригад по результатам боевых действий на Космете. Лишь она находилась во внутренних районах Космета, тогда как две другие располагались на границе. Следовательно, именно 37-я имела наибольшую интенсивность боевых действий противопартизанского характера, и именно она играла одну из наиважнейших ролей в борьбе с УЧК. В этой борьбе югославские силы стратегически вели наступательные действия, тогда как УЧК оборонялась, хотя в тактическом плане часто была обратная ситуация.
«Блокады» и «чищения»…
Вспоминая начало боевых действий в районе Дреницы, могу сказать, что сперва они велись со стороны югославской армии и полиции довольно успешно.
Упорной обороны сел не было, и, как только войска подходили к населенным пунктам, албанцы начинали бежать. Югославское командование это использовало. С противоположной стороны, если позволяли условия, ставились «блокады»: то есть войска гнали противника с двух или трех сторон на свои засады. Надо отметить, в марте в районе Дреницы действовала сводная группа 37-й бригады, состоявшая из нескольких сот бойцов, и задачи выполнялись довольно быстро. Разумеется, здесь же действовали еще несколько армейских бригад, а кроме того, особые формирования полиции.
УЧК не оказывала серьезного сопротивления, и оборона была не лучшей ее стороной. Сказывались как дезорганизация командования (пока одно село брали, из другого не было противодействия), так и слабое вооружение (как правило, стрелковое оружие, иногда гранатометы).
После провозглашения общей мобилизации в Югославии и отправки тысяч резервистов и добровольцев из Сербии на Космет УЧК вообще не имела особых шансов на победу. Силы 37-й бригады были распределены по селам, как правило, поротно-повзводно. Между тем не все очищенные села были заняты войсками, и без «акций» (операция по-сербски) было не обойтись. Бойцы УЧК, оправившись после первого шока, стали приходить в себя и возвращаться. Новые акции заключались в «чищении», то есть силы роты, батальона, а то и бригады, развернувшись в цепь, прочесывали все на своем пути. Абсолютное большинство людей не имели такого опыта, а албанцы, надо заметить, давно готовились к этой войне… Я не склонен преувеличивать боевой дух шиптар, но все же любого противника уважать надо. Конечно, тактика их была проста: «выстрелил – убегай», что в общем-то разумно. Но не раз бывало, что они воевали довольно упорно, а это говорит о том, что среди них было не так уж мало хороших бойцов. Уже то, как они передвигались ночью, перекликаясь голосами животных, без лишнего шума, при этом не в сотнях, а в десятках метров от наших позиций, должно было заставить относиться к ним серьезнее – как к армии, а не как к банде разбойников…
Наступление как оно есть…
В подробностях запомнилось взятие анклава УЧК вокруг сел Горня и Доня Обриня, Резала, Ликовац, Тырстеник, Полужа. Этот анклав был под полной властью УЧК до начала мая, и в нем находилось до тысячи бойцов. Согласно нашим разведданным, сюда сбрасывались грузы с самолетов, садились вертолеты. Там же находился долгое время и командир УЧК региона Дреницы Сулейман Селими – «Султан,» один из главных помощников Хашима Тачи. По данным военной безопасности, военным советником здесь был британский офицер спецназа.
Русские и сербские добровольцы разведроты после операции в районе Кралица-Дони Преказ
Лишь весной 1999 года этот анклав несколько раз становился целью наших наступлений. В день моего приезда я стал свидетелем нового наступления как полицейских, так и армейских подразделений. Правда, вначале я с сожалением подумал, что опоздал на войну: такое впечатление создавали слова толстого и важного офицера из штаба бригады, который говорил своим коллегам, что УЧК – конец, и сейчас в штаб приведут самого «Султана». Однако иллюзии быстро развеялись, когда я с двумя подофицерами из штаба (один кадровик, второй из военной безопасности) отправился на место нашего главного удара.
Здесь было собрано немало войск. Проехав подразделения армии и полиции, располагавшиеся в зданиях перед склоном горы, мы остановились у дома, где стояли грузовики и человек тридцать солдат. Тут кружившие в воздухе самолеты НАТО стали отбрасывать ловушки и потом скинули что-то «покруче». Рядом раздались взрывы. Все побежали в подвал и, посидев там, опять было выбрались наружу (хотя, влети в этот дом ракета, особой защитой подвал не стал бы), но загрохотало, и картина повторилась. Бегание вокруг дома мне надоело, тем более что целью он вместе с военными машинами был хорошей, и я прилег с моими спутниками на пригорке за кустом. В лощине под нами, на поросшем лесом склоне следующей, более низкой горы, что-то дымилось и поднимались белые клубы разрывов. Там наступала разведрота и прямо на машинах попала под удар авиации НАТО. Была уничтожена одна машина с восемью бойцами, в том числе с командиром разведроты, еще человек пять было ранено. При этом колонна попала в засаду бойцов УЧК.
Интервентному взводу военной полиции больше повезло: он только попал в засаду, потеряв троих ранеными. УЧК, очевидно, имела связь с авиацией НАТО. В этом я полностью уверился, когда во время авиаударов услышал по захваченной ранее у шиптар цифровой портативной радиостанции торопливый говор, который офицер безопасности перевел как просьбы оборонявшихся к своему командованию об огневой поддержке.
Под удар попали и другие подразделения. В паре сотен метров от нас валил густой черный дым, кто-то кричал, что там наш водитель. Мы с моими спутниками отправились на легковой машине туда. Дорога была перегорожена горящим танком, а рядом с ним горели бензозаправщик и еще одна машина. В танке остался механик-водитель, и его обугленный труп позднее был вытащен. Тут неожиданно появились два или три бронированных УАЗа с пулеметами на крыше, состоящих на вооружении специальных формирований МВД. Однако они тут же развернулись, а с ними еще несколько грузовиков с полсотней полицейских, державших здесь позиции. Все они быстро отбыли назад под озлобленные комментарии военных. Однако минут через десять за ними последовало два-три десятка резервистов нашей бригады на трех тракторах с прицепами. Хорошо помню, как один из них кричал, что, мол, Косово было и останется шиптарским… Не помогли ни уговоры, ни приказы бывших со мной штабных подофицеров. Танкисты оставались с двумя танками без всякого пехотного прикрытия, причем в наиважнейшем месте.
Появился командир бригады со своей свитой и сам опешил от происходящего. Сказав, что сейчас кого-то срочно пришлет, он отправился за уехавшими. Мы же втроем заняли оборону, встретив там лишь одного добровольца из пехоты. Наконец, после ожидания в пределах часа, появились сначала резервисты, правда, не ставшие занимать позиции, а затем какие-то срочнослужащие солдаты, распределенные своим командиром по местам.
На этом операция была закончена. В конце дня я узнал, что бригада потеряла убитыми в тот день до 10-15 человек.
Вторая попытка…
Новая акция началась через пару недель. Сначала артиллерия и танки вели долгую и неторопливую огневую подготовку. После нее пехотный батальон и разведрота на нашем участке первое время наступали без проблем, хотя полкилометра пришлось идти полдня… Противник отступал, лишь спорадически, местами отстреливаясь. Махалы (селения), лежащие в долине, еще задолго до акции опустели, но в домах были видны следы пребывания бойцов УЧК.
Не знаю, как развивалась операция на других участках. Наша разведрота быстро дошла до высоты Бок Тырстенички. Оставив взводы срочнослужащих и резервистов в домах под ней, командир роты со мною и взводом добровольцев вышел на высоту. Дабы показать наше место нахождения, он поджег амбар с кукурузой. Вскоре взвод добровольцев здесь был обстрелян снайпером. Было понятно, что противник лишь выжидает время в лесу, на склоне следующей высоты, за которой уже лежало Горне Обринье. Справа от нас должна была находиться полиция МВД, но попытка установить с ней связь оказалась безрезультатной.
На крайнем левом фланге, который держал взвод срочнослужащих, дела шли нормально. Однако пехота, идущая левее с двумя танками, вырвалась слишком вперед, и ее в теснине зажали огнем. В конце концов наступила ночь, и разведрота была выведена на базу. Пехота осталась ночевать в лесу. Как потом выяснилось, она потеряла в тот день около десятка человек убитыми и ранеными: пехотинцы шли по полянам цепью в полный рост, и албанцы подкараулили их в удобном месте. К тому же пехоту, похоже, накрыл и огонь нашей артиллерии, вызванный для ее же поддержки.
Понятно, что и эта операция была неудачна. Неприятель опять возвратился на свои исходные позиции…
Решающий удар с пикником на поляне
Последнее наступление на этот анклав длилось около пяти дней. Были задействованы силы двух бригад (37-й и 58-й), отряды специальной полиции и САЙ (специальные противотеррористические полицейские формирования).
Как мы перед этим доносили в наш штаб, противник имел в лесу много траншей, из которых мог обстреливать дорогу, но вначале сопротивления на нашем участке почти не было. Левое крыло нашей разведроты было завязано на военную полицию, а правое – на специальную полицию. В течение нескольких часов медленного продвижения людей приходилось постоянно подталкивать.
Огонь из крупнокалиберной снайперской винтовки ведет русский доброволец Сергей
Разведрота дошла до ручья. Здесь движение остановилось, так как сводная группа тыловых подразделений сильно отстала, и военная полиция не могла держать связь с ними, бывшими на се левом крыле, и с нами, разведчиками. То же самое происходило по всей линии наступления: судя по радиопереговорам, многие подразделения не могли найти своих соседей. Сама практика, когда в одной линии шли тыловики, артиллеристы, бойцы ПВО, пехотные роты, разведчики, различные полицейские подразделения и САЙ, привела к общей потере в качестве.
К тому же противник стал сопротивляться, и наш взвод срочнослужащих был вынужден прийти на помощь военной полиции – ее остановили огнем перед одним селением. Хотя несколько бойцов УЧК здесь было убито и ранено, движение надолго задержалось. Тут еще произошло нападение на взвод резервистов, с которым шла наша русская тройка. Двум группам противника чуть-чуть не хватило хладнокровия, чтобы прорвать наше кольцо окружения, ибо опять у нас стреляли человек пять, а десять отлеживались. Противника удалось отогнать лишь ручными гранатами.
Движение продолжалось до большой поляны, где находилась конечная для разведроты точка – селение Беженич. Целесообразно было двигаться колонами по одному через лес, слева от поляны, что и было предложено мною командиру роты. Вместо этого движение было продолжено цепью через открытую поляну. При этом на ее середине оно было остановлено – в нескольких сотнях метров от домов. Более того, кто-то из штаба роты притащил кому-то посылку из дома с пивом и соком прямо на поляну. Начался пикник. Все это было настолько глупо…
Парадоксально, но на душе стало легче, когда слева, в лесу, послышался характерный звук стрельбы из китайских автоматов, которыми были вооружены многие бойцы УЧК. Естественно, что они уже прорвались сквозь наше кольцо. Как оказалось, противник напал с тыла на военную полицию и положил по ней пару 60-мм мин. Наши в ответ саданули по лесу из минометов, хотя точно было неизвестно, где военная полиция, а где шиптары. Одна наша мина легла как раз на место, откуда только что сместился левый край цепи и где было двое нас, русских… Потом выяснилось, что миномет плохо чистили.
Последний «защитник»…
Наконец, решили входить в Беженич колонной, хотя пошли скорее толпой. При входе в него по нам был открыт огонь из одного-двух карабинов, и около трех десятков человек из взводов резервистов и срочнослужащих были вынуждены залечь в кустах, не зная, откуда стреляют. Связь с добровольцами, шедшими правее, лесом, была потеряна, не было и радиосвязи. Мы вдвоем и еще трое резервистов двинулись на соединение с ними и вышли к горящим домам на опушке леса. Оттуда выскочили люди, чья форма в сумерках была малоразличима, заняли оборону вокруг одного дома. Мы им кричали, но они не отзывались. Потом выяснилось, что это была специальная полиция, которая вообще потеряла связь и со своими, и с нами, разведчиками.
Ночью мы вдвоем вошли в село, бросив в сторону подозрительного шума ручную гранату. Возвратившись, были оповещены, что рота будет входить туда лишь под утро. Когда наконец-то оно было занято, то кроме семидесятилетнего деда там никого уже не было…
Куда делось до тысячи боевиков?!
Опять началось типичное надоевшее «сидение» на позициях. Мы со Славой, не желая присутствовать на очередном пикнике, отправились в танковый батальон. Там была группа русских из десяти человек, которая в составе этого подразделения должна была нанести удар в центр анклава.
Здесь дело шло по схожему сценарию. Несколько танков с пехотой из состава этого батальона также продвигались от точки к точке совместно с подразделениями САЙ. В этом районе, кроме шиптар, действовала и авиация НАТО.
Впереди на своем танке шел сербский капитан с шестью русскими добровольцами на броне. Командир танкового батальона невзлюбил наших ребят за то, что они, хоть и разбросанные им по ротам, действовали постоянно сообща. Еще более невзлюбил он сербского капитана, под чьей неформальной командой воевали русские. Когда командир оставил капитана с 3-4 сербами в только что занятом селе, а сам приказал войскам отойти от него на несколько километров, русские капитана не оставили, чем вызвали еще большее раздражение комбата. Тем не менее в той операции их группа, занимая ключевые точки перед движением цепи, обеспечила хороший темп наступления.
Потери были. Еще в самом начале операции, когда войска шли цепью на первое село, шиптары открыли огонь, и тромблон (винтовочная граната) попал в «Прагу» (спаренную 30-мм зенитную самоходную установку). Одному парню отбило ногу. Вскоре под чьи-то пулеметы попала и полиция, потеряв убитыми четырех человек. Не обошлось без потерь и в 1-м пехотном батальоне, и в других подразделениях. Но ряды порой редели не только от пуль. В середине операции какая-то группа из сводного отряда самовольно оставила свои позиции, а вскоре почти все шестьсот человек из этого отряда самовольно покинули Космет, устроив демонстрации в Крушевце…
…С русской группой танкового батальона мы в конце концов вошли в Обринье. Оттуда, сверху, наблюдали, как наша пехота и полиция в лощине, поросшей лесом, пытаются «загнать» группу бойцов УЧК на участке 500 на 500 метров. Те отстреливались и несколько раз пускали в воздух черные сигнальные ракеты, давая знаки друг другу. Не знаю почему, но подержки танков никто не попросил, хотя лощина была как на ладони. Группа в конце концов ушла. Мы попытались сами проследить, куда ушли шиптары. Следы вели вправо, в лощину, где село якобы было занято нашими войсками. Было непонятно, куда делось до тысячи бойцов УЧК. Но из сел были выведены лишь колонны женщин, детей и стариков.
…И снова «неуловимые»
Куда девался противник, мы узнали уже по ходу возвращения назад. Мы со Славой ехали в битком набитом грузовике с группой русских танкового батальона вместе с сербским капитаном. Наша задача была обеспечивать движение колонны. За нами шли «Прага», три танка и бронетранспортер командира батальона.
Выехав на дорогу, наш грузовик остановился, так как в двигателе закончилось масло. Пошли пешком – до села Морина, где была база танкового батальона, осталось немного. Мы не успели пройти и двух десятков шагов, как справа, из леса, метров с двухсот, ударило несколько очередей. Шедшие впереди капитан с шестью русскими сразу скрылись на левой обочине, а мы вдвоем забрались в дом, стоявший у дороги. Остальные же, вместе с одним добровольцем из Белоруссии, заняли позицию на обочине у грузовика.
Противник вел огонь не переставая. В засаде было примерно до двух десятков человек, разделенных на две группы. Останься мы в грузовике – были бы потери. Ответили огнем, потом стал бить и танк, стоящий у грузовика. Никаких результатов это не дало. Более того, одна группа противника стала подходить лесом к грузовику, и выстрелы становились все слышнее. От командира батальона не было ни слуху, ни духу. Вероятно, он со всем своим штабом под прикрытием «Праги» ждал, пока мы «победим» УЧК. До победы было далековато, тем более что первая наша группа оказалась отсеченной. Мне пришлось лезть на танк и, подогнав его к этой группе, вместе с ней бежать за броней еще пару сотен метров, ведя из-за него огонь.
Едва передохнули, как пули засвистели с левой стороны. Мы добежали до следующего полуразрушенного дома, откуда опять открыли огонь. Полтора десятка полицейских, дежуривших у выезда на дорогу, толком не стреляли. В конце концов капитан дал знак колонне на проезд, и танки пошли на базу, бабахая по лесу из пушек. Это вряд ли причинило вред противнику, укрывавшемуся, вероятно, в траншеях…
…Таким образом, подобная тактика с ростом опыта у противника и с лучшим его вооружением давала все худшие результаты. Тем более что «чищение» шло в одну линию и редко когда впереди цепи шли разведдозоры. Позади нее шел резерв, что было положено по уставам ЮНА…
Туннель – мелочь. Главное, чтобы били орудия…
В ходе еще одной подобной акции, когда объектом «чищения» было село Васильево, пехота и полиция опять действовали в том же духе. Пока шла артподготовка, пока где-то кто-то связывал боевые порядки, пока кто-то решал, идти его подразделению вперед или подождать, целая группа численностью в полсотни бойцов УЧК ушла из села, вступая лишь в короткие перестрелки. Хотя акция шла еще 5-6 дней, почти вся группа в итоге вышла из кольца окружения. Лишь раз ребята из взвода срочнослужащих убили одного шиптара, и то по причине его же безалаберности.
Из Васильева шел длинный водооросительный канал, переходящий на выходе из села в подземный туннель, выходивший через десять километров на Чичавице. Мы вдвоем потом обследовали его до подножия горы и обнаружили, что вход открыт, а воды в нем не было. Зато были следы людей.
Перед началом той операции я не знал, о чем идет речь. Получив две мины направленного действия МРУД (типа советской МОН-50 и американской «Claymore» M18), думал, что мне хватит двух их зарядов пластичной взрывчатки по 900 граммов для того, чтобы завалить туннель. На деле же он оказался сооружением из 30-сантиметровых железобетонных плит, в два метра высотой и 4 метра шириной. Требовалось не два, а сто килограммов взрывчатки. Впрочем, это никого не волновало. Главное – отметиться… Я как идиот по колено в воде полчаса устанавливал взрывчатку, дабы получить лишь полуметровый разрыв в верхнем стыке боковой и верхней плит. Потом офицер из штаба бригады пообещал мне взрывчатку, и я было обрадовался, когда узнал, что меня зовет командир роты, якобы получивший ее. На деле же мне дали две ручные гранаты со слезоточивым газом, чтобы я бросил их, куда считаю нужным, и выкурил всех шиптар из туннеля…
Ради штабных звездочетов
Еще похлеще шла июньская операция «чищения» местности, проводившаяся вправо от дороги Глоговац – Србица до горного массива Чичавица включительно. Здесь вообще акцию вел штаб корпуса, и было собрано кроме нашей еще две бригады, разведывательно-диверсионный отряд корпуса, многочисленные отряды полиции, и я уже не знаю, кто еще. Карта плана операции была настолько густо заполнена точками различных рубежей, что мы шли со скоростью один километр в… день. Остановок было больше, чем движения. То разведотряду корпуса надо было полдня палить из минометов по лесу, откуда его обстреляли шиптары, то еще полдня вся бригада не могла заставить командира какого-то сводного взвода тыловиков войти в одно село, уже почти со всех сторон окруженное нашими войсками, то артиллерия целый день вела огонь по зданию школы, у которой утром кто-то видел нескольких вооруженных шиптар… То, наконец, полиция целый день не хотела сдвинуться с места. Мне подумалось, чего ради нам вдвоем добровольно идти на каждую операцию! Очевидно, ради кого-то, кто в штабах зарабатывает очередную звездочку.
…Рано утром я услышал очереди из китайских автоматов уже за спинами танкового батальона, с которым перед этим наш взвод срочнослужащих едва ошибочно не вступил в перестрелку. Было ясно, что шиптары прошли. Так как никого это уже и не интересовало, мы, сплюнув, отправились на базу, дабы зря не мерзнуть по лесам.
Подобная тактика еще была бы оправданна, действуй шиптары группами по 200-300 человек. Однако их группы насчитывали по 10-15 бойцов, к тому же они разбивались на подгруппы. С ними нужно было бороться ротами, между которыми установить и связь, и плотное взаимодействие. Это помогло бы избежать и «междуусобных» обстрелов. Их я стал бояться больше, чем шиптарских…
По большому счету, сама тактика «чищения» могла принести успех лишь при многократном превосходстве над противником. Счастье наших войск, что бойцы УЧК мало использовали мины, особенно растяжки, и в первую очередь выпрыгивающие ПРОМ или иные типы мин иностранного производства. Тогда мы понесли бы куда большие потери.
Давно замечено, что бой по-иному видится из боевых порядков и из штаба, особенно по мере удаления от передовой. Ситуация в бою настолько быстро менялась, что приказы из штаба, пусть и толковые, очень часто оказывались ненужными, а то и вредными из-за опоздания в сроках или недостатка полной информации о происходящем у командиров…
Источник: warfiles.ru