Неделю назад я вернулся из Парижа. В один из вечеров у нас был «выставочный» ужин на кораблике, плывущем по Сене. Корабликов было несколько, на нашем – почти все руководство крупной французской косметической компании. Я человек отчасти случайный, тем более русский в эпоху санкций, сижу, никого не трогаю, пью хорошее шампанское, ибо наливают.
Тут подсаживаются ко мне двое, она – парижанка, PR-менеджер по западной Европе, он – итальянец, из Милана, переведен в главный офис в Париже на должность бренд-менеджера одного из продуктов. «Как дела, вы откуда, о, Москва, Питер, были по разу».
Ненавязчивый разговор о погоде. Минут через десять, в ответ на вопрос ни о чем «Как в принципе у вас жизнь?» француженка заявляет:
«У нас есть большая проблема. В западном мире сейчас нет ни одного сильного политика. Все – размазня. И Меркель, и наш Олланд, и ваш итальянец (к коллеге), и Обама – слабые, ничего не могут, совершенно не думают о народе и не защищают его интересы».
«Опа, думаю, нормально». Киваю и соглашаюсь, но в дискуссию не вступаю. Пью шампанское.
После очередного бокала в дело вступает итальянец. Оглянувшись, нет ли рядом коллег, и практически перейдя на шепот, говорит мне: «Все-таки везет нациям, у которых есть сильный лидер, который действительно заботится о национальных интересах, не дает свой народ в обиду. Такие нации есть, точнее нация».
Тут мне становится немножко смешно, ну не скажу же я в ответ: «Да, чувак, я чувствую, куда ты клонишь» – и я все так же сочувственно киваю. Затем идет минут пять диалога про то, что во Франции очень сильно ущемляют церковь, если ты идешь в католическую церковь, на следующий день может прийти полиция с обыском, а если в мечеть – то ничего страшного и т.д.
Через пять минут наконец звучит (думаю по-французски это пишется так – Poutinе). Путин. Как же вам повезло, что у вас есть Путин. Мы все его поддерживаем, наше глупое правительство вводит эти санкции, но все мы знаем, он прав. Но все это таким шепотом и побледнев, что я даже испугался.
Выслушав оду президенту, все-таки постарался сгладить тему и поговорить о другом. Зашел вопрос о мигрантах. Я говорю «вот вы же уже тонете в мигрантах, стало жутко грязно, возросла преступность, за ними нет должного контроля». Вижу, как срабатывает вдолбленный годами механизм толерантности: «Франция – мультикультурная страна, и мы рады всем».
«Хорошо, – говорю я, – статистики не знаю, но мне кажется, что каждый день во Францию приезжают не меньше тысячи гостей из Африки. А ведь Франция не резиновая». Шок на лицах. Женщина говорит мне шепотом: «Как вы можете так смело и так открыто говорить такие правильные слова?». А в чем проблема, говорю? «Это не поощряется». «А мне все равно».
К слову, чуть позже в этот вечер ко мне подошел еще один француз и сказал: «Я вижу, вы из России, знайте, мы поддерживаем вас и Путина, все, что он делает – правильно». Но тоже сказал шепотом, на ходу.
Возвращаясь назад в самолете, я думал об этом разговоре. Многие говорят, что у нас давно тоталитарный режим и нет свободы слова. А Запад – эталон в этом отношении. Не готов спорить в сумме, но по этому конкретному случаю – если ко мне приедут гости из Франции, катаясь на кораблике по Москве-реке, я смогу открыто им сказать, что Олланд, например, крут. И не буду наклоняться, оглядываться и переходить на шепот. Не буду бояться, что услышат коллеги по работе. И это притом что я работаю в государственном военном учреждении. В армии. И мне за это ничего не будет.
Возможно, я живу в “несвободной” стране. Но во Франции я своими глазами увидел несвободу свободных.
Алексей Федоров
Источник: e-news.su