Израильский историк Анна Гейфман — один из известнейших в мире исследователей терроризма и автор ряда книг на эту тему, рассказала о том, как террор в его современном виде появился в России.
— Откуда вообще взялся терроризм?
— Корни терроризма можно найти еще в XI веке — это знаменитые исламские ассасины, которые боролись с неугодными правителями. Их жертвами были высокопоставленные фигуры: религиозные деятели, политические персоны и так далее. В разные моменты эта террористическая традиция убийства значимых персоналий то вспыхивала, то затихала. Пика она достигла в XIX веке в России, где даже убили царя Александра II, покушались на других самодержцев и довольно активно ликвидировали полицейских начальников, министров и так далее.
Но затем наступил XX век — и началось нечто совершенно новое. Террор изменился. Теперь он был направлен не на вельмож, а на мирных граждан. Поначалу начали убивать менее высокопоставленных лиц — к примеру, не министров, а чиновников рангом поменьше и офицеров. Затем, скажем, стоял на балконе мальчик с самодельным взрывным устройством, ждал, когда подойдет взвод солдат — и бросал бомбу в них. Просто потому что они были в форме, которая символизировала проклятое самодержавие. А после этого бомбы полетели и в совершенно мирных жителей.
Один из террористов тех времен — Григорий Фролов, который взорвал самарского губернатора, писал в своем дневнике: «Кто такой был самарский губернатор, я не знал и значения это не имело — он был бы убит, даже если бы он был самым лучшим». То есть впервые в истории человека убивали не за то, что он сделал, а за то, что он был кем-то. Человек был дегуманизирован, стал символом, олицетворением власти или социальной прослойки. Последнее приобрело чудовищные формы: террористы, в том числе и большевики, до и после прихода к власти убивали людей только за принадлежность к какому-то классу.
Следующими, кто так поступал, стали нацисты. Теперь этим занимаются исламисты.
Существует 109 определений того, что такое терроризм. Я не настаиваю, но мое мне кажется довольно неплохим. Террор — это не удары по значимым людям, а политическое насилие, которое используется для достижения идеологических целей и при этом направлено на мирных граждан. Именно такой террор продолжался весь XX век — и продолжается сейчас. Ради мессианских целей происходит запугивание масс. То есть терроризм в его современном виде возник именно в России.
Конечно, высокопоставленных особ продолжали убивать, когда могли. Но параллельно бросали бомбы и в трамваи. Понимаете, что я хочу сказать? Это насилие ради насилия, смерть ради смерти и разрушение ради разрушения. И это то, что происходит сейчас. Глупо думать, будто те же исламисты пытаются добиться каких-либо конкретных целей.
— Есть два способа борьбы с терроризмом: один — договариваться, платить выкупы, менять заложников и второй — просто отстреливать…
— Договориться нельзя. Можно просто сдерживать. До 11-го сентября все шло так же, как весь XX век. Но теракт 2001-го года — это апофеоз террора: убили ни за что три тысячи мирных граждан и — как зрелищно! Ну, а дальше что? Америка, естественно, не рухнула. И как тогда можно после 11-го сентября продолжать террор? Что-либо такое же театрально-впечатляющее сделать уже практически невозможно, во всяком случае, очень трудно. А террор не должен терять накал, ему нужно постоянно наращивать уровень.
Победить терроризм вообще невозможно, можно лишь сдерживать.
После 11-го сентября террористам оставалось только бить в то место, где болеть будет еще сильнее. И они стали бить по, пожалуй, единственной оставшейся общей ценности цивилизованного мира — детям. Самый яркий пример этому — Беслан. При этом показательно, что в терактах больше всего страдают именно мусульманские дети. И в Беслане ребенок сказал террористу: «Ты не можешь меня убить, я ведь твоей веры». Но тот ответил: «Тебя я убью первым». И выстрелил в спину, когда мальчик помогал маленькой девочке вырваться через окно из горящего здания.
К слову об 11-м сентября. В 1990-м году вышла моя книга, где я писала о совершенно аналогичной истории. В 1906-м году эсеры планировали захватить самолет, набить его взрывчаткой и врезаться в Зимний дворец. Другое время, другая страна, другая идеология, но в голове и в душе то же самое.
Между тем теперь мы знаем, что бывает, когда террористы приходят к власти, как это сделали большевики. Обычно, когда я говорю об этом, мне напоминают о Французской революции. Но якобинцы не были террористами до того, как пришли к власти — они построили террористический режим, но на другом опыте. А большевики как раз захватили страну, имея колоссальный террористический бэкграунд. И в первые же дни они начали его использовать, чтобы терроризировать и контролировать собственное население. Сталин пришел не на пустое место — для него все уже подготовили Ленин и Троцкий.
Второе государство, которое строилось на основе террористического опыта — это Талибан, но, к счастью, им не дали ничего создать. А сейчас это Хамас и ИГИЛ. Все эти образования дегуманизировали собственное население, превращая его в инструменты, необходимые государству.
— Но как бороться с террором? Политика «никаких переговоров с террористами» оказалась не очень эффективной…
— Победить терроризм вообще невозможно, можно лишь сдерживать. И главное — не давать им строить государство (но тогда что делать уже с существующим государством – Россией? – ЭР). Потому что первое, что после этого происходит — это гуманитарная катастрофа: и в Секторе Газа, и на территории Исламского государства, которое по площади уже превосходит Бельгию.
— Исламское государство образовалось из-за того, что американский контингент вышел из Ирака…
— Американская политика на Ближнем Востоке — это вообще катастрофа. Не хочу даже начинать об этом говорить. Мир не может справиться с терроризмом, потому что политики считают, что террористы борются не за глобально-мессианские, а за какие-то конкретные цели. Гитлер откровенно объявлял, что нацисты строят рейх. И после этого приезжает Чемберлен, размахивает договором и радуется: «Я привез мир». Но ведь вам открыто говорят о тысячелетнем рейхе!
И сейчас мир совершает ту же ошибку —потому что речь опять идет о тоталитаристах и их государствах, основанных на терроре. Обама настаивает на переговорах с тоталитарных Ираном, где происходит совершенно мессианская концептуализация реальности. Или почитайте манифест террористов Хамаса — там четко сказано: «Мы часть всемирного мусульманского движения». И все они говорят, что больше любят смерть, чем мы любим жизнь. Они обожествляют смерть и приносят ей жертвы. Нормальному человеку это понять очень непросто, но необходимо.
— Украина была в топ-50 стран с наименьшими проблемами с терроризмом. Но сейчас по всей стране гремят взрывы, а СБУ все чаще рапортует о задержанных террористах. Как Украине действовать, чтобы предотвратить вал террора?
— К сожалению, не могу рассуждать об этом — я не специалист в украинской теме. Но могу сказать: очень важно понимать, что все происходящее у вас — это не терроризм. Поймите меня правильно: все это ужасно, но я бы не стала называть эти взрывы террором. У вас война: Украина действительно воюет с русскими. И в контексте войны происходящее нельзя называть терроризмом.
— Диверсии?
— Да, правильнее сказать, что это диверсии или партизанское движение. В терроре есть мессианский компонент, с террористами нельзя договориться. Давайте представим ситуацию, которой, конечно, никогда не будет: Украина решает полностью перейти под власть Путина. И взрывы, которые эти люди организовывают, тут же прекращаются. А если бы Израиль что-то такое решил, то исламисты все равно бы продолжали убивать. Это разные вещи.
Еще раз подчеркиваю: главное — не позволить террористам построить свое государство. И когда кто-нибудь говорит, что лучше оставить Хамас в покое, пусть себе живут как хотят там в Секторе Газа, а если уж к нам сунутся, то мы им покажем — то это так же неверно, как и безответственно (наглядный пример с Россией, которую государственные границы и даже границы континентов никогда не смущали – ЭР).
— Это схоже с украинской ситуацией: у нас тоже многие говорят, что Восток нужно запереть за стеной и забыть о нем.
— Первой жертвой таких государств будут их же собственные граждане. Как, к примеру, было в СССР, где сначала разобрались со своими, а затем уже взялись за украинцев, поляков, Прибалтику и так далее. Из людей делали винтики. Людей приносили в жертву идеологии — и так бывает в каждом террористическом государстве. Потому что оно делит людей на две категории: одна — подлежащая уничтожению, а другая — та, которая уничтожает или поддерживает уничтожение. Нельзя допускать создание новых подобных государств, потому что потом они идут дальше.
— Можно ли вернуть террориста к обычной жизни?
— Если он находится под властью этой чудовищной машины, которая занимается социальной инженерией, то это практически невозможно. Он запуган и затерроризирован. Представьте, что в 1939-м году вы бы спросили у кого-то в Советском Союзе: «Слушай, ну а что ты на самом деле думаешь о Сталине?»
Но есть и обратные примеры. Сын лидера Хамаса ушел из движения и, насколько я помню, вообще стал христианином. В России я знаю лишь один подобный случай: народоволец Тихомиров покинул революционное движение после того, как у него тяжело заболел маленький сын. Он стал религиозным человеком.
— Недавно наш министр внутренних дел Арсен Аваков выложил дневник террориста, который взорвал несколько бомб в Одессе. В своих записях этот человек выгораживает, оправдывает сам себя и явно испытывает чудовищный страх.
— Понимаете, он все-таки не совсем подходит под определение террориста «нового типа», который я описываю. Он не фанатик и не пытается перестроить мир в соответствии со своей идеологией. Он представляет конкретное политическое движение. С ним можно не соглашаться, с ним можно бороться. Но с такими людьми можно и разговаривать. И, конечно, он сам себя выгораживает. Нацисты тоже себя оправдывали и говорили, что они просто исполняли приказы.
— Нужно ли любыми способами мстить за теракты?
— Что вы имеете в виду?
— Взять, к примеру, израильскую операцию «Гнев Божий», когда спецслужбы годами отлавливали виновных в теракте на Мюнхенской Олимпиаде.
— Это не месть, это суд. Нацистов ведь тоже до сих пор приговаривают.
— Убийство на чужой территории — это все-таки не совсем суд.
— Человек должен отвечать за свои поступки. Эйхмана тоже похитили (нацистский преступник Адольф Эйхман был пойман Моссадом в Аргентине и тайно вывезен в Израиль, где его приговорили к смерти. — ред.). И суд над ним — это именно пример торжества правосудия. А на суде Эйхман более всего переживал о том, чтобы никто не подумал, будто он мало сделал во время Холокоста. Хотел 11 млн евреев уничтожить, но, мол, к сожалению, обстоятельства…
Дело ведь не в том, чтобы посадить столетнего старика в тюрьму. Дело в справедливости.
Нужно, чтобы и мы, и наши дети знали, что в мире есть правосудие, и преступления не оставляют безнаказанными.
— Ряд экспертов утверждают, что терроризм можно побороть экономическим способом. То есть нужно просто улучшать ситуацию в соответствующих регионах…
— Это абсолютно неверно. Есть масса подтверждений: в среднем террористы более образованы и лучше обеспечены, чем люди их среды. Это такой квази-марксизм, хорошо усвоенный и автоматически используемый в рассуждениях: якобы бытие определяет сознание и если еще миллиард впихнуть в эту Газу или Чечню, то они все образумятся, поймут и так далее. Это и не вопрос образования. Вспомните бен Ладена, который был очень образованным и богатым человеком. Или случай с учившимся в Лондоне, но все равно ставшем террористом сыном нигерийского министра.
— А как вы относитесь к теориям по поводу того, что власти в России якобы сами взрывали дома, чтобы отвлечь внимание от социальных проблем?
— Я абсолютно не удивлюсь всем этим КГБ-шным делам. Вспомните, ничто не остановило их от того, чтобы после отступления из Киева во время Второй мировой взорвать Крещатик — тогда погибло множество советских же граждан. Но люди в глазах подобных властей — просто ничто.
Или отбросим Сталина, возьмем теракт в «Норд-Осте». Один из моих израильских коллег был приглашен в Москву как эксперт по борьбе с террором. Он был просто в шоке: «Как это так, почему не было скорой помощи, почему было столько погибших? Почему не сказали врачам название газа, они ведь не знали, как реанимировать людей? Почему даже не разгребли снег перед театром?» Я отвечала, что он просто не понял главную задачу российских властей в этом деле: прекратить балаган. Закрыть вопрос. Любой ценой. Никого не волновало, сколько людей погибнет, потому что в этой культуре люди — небольшая ценность. Но он меня так и не понял.
— Израиль долгие годы находится в состоянии войны. Как не поддаваться страху? Как продолжать жить?
— Вы знаете, Израиль — это единственное место в мире, где мне никогда не бывает страшно. Я знаю, кто я, почему и зачем я здесь живу. Я уверена, что без этой земли еврей не может быть самим собой. Сто поколений наших предков мечтали, надеялись, молились о том, чтобы вернутся домой. Никто из нас, живущих в Израиле, не может объяснить, за какие заслуги именно мы удостоились этой чести. Но, по-моему, важнее думать о том, как жить так, чтобы быть достойным этого возвращения. Мне кажется, что, если ставить ударение именно на этом, человеку как-то даже некогда бояться: он слишком занят жизнью.
Источник: ehorussia.com