Транссибирской железной дороге скоро исполнится сто лет. Наш корреспондент Бьёрн Эрик Засс купил билет на поезд в плацкартный вагон — и насмотрелся на храпящих русских, занимающихся контрабандой монголов и поющих немцев.
Одной летней ночью мы с моей спутницей сидели где-то в монгольской степи, к северо-востоку от Улан-Батора. Мы сидели перед юртой и смотрели, как за склоны гор, покрытых степными травами, садилось солнце. Взошла луна, а мы сидели, пили водку и смотрели на Юпитер, путешествовавший по небу над Черепашьей скалой. Природа в этих местах настолько красива, что словами это передать невозможно.
Вдруг мы услышали, как кто-то запел застольную песню — по-немецки и с сильным саксонским акцентом. Но нам это нисколько не мешало — мы были совершенно спокойны и расслаблены. И главная причина заключалась в том, каким образом мы добрались до этих краев.
В качестве средства передвижения мы выбрали транспорт, одно название которого исключает ассоциации с турбинами и резкой сменой часовых поясов. Некоторые из наших знакомых, которым мы говорили о своих планах прокатиться по Транссибу, лишь завистливо вздыхали. Ведь если есть на свете места, посетить которые мечтают многие, то к ним, несомненно, относится эта железнодорожная магистраль.
Поскольку мечты иногда нужно воплощать в жизнь, мы забронировали билеты на поезд. Однако чтобы увидеть в ходе поездки как можно больше настоящей России и Транссиба, мы не стали брать билеты на шикарные поезда, носящие названия вроде «Царского золота», пассажиры которых получают возможность сразу почувствовать амбиции этой страны во времена, когда эта самая протяженная железнодорожная линия в мире была только построена. В 2016 году исполнится сто лет с того момента, как Транссибирская магистраль была полностью введена в эксплуатацию. Поезд, на котором ехали мы, назывался не так величественно. Это был обычный поезд № 68, отправившийся из Москвы в 23 часа 05 минут.
Насколько важную роль железнодорожный транспорт по-прежнему играет в России, нам стало ясно еще до того, как мы добрались до вокзала. На Комсомольской площади в Москве находятся сразу три вокзала, еще три находятся в других районах города. С Ярославского отправляются транссибирские поезда на север России, на Урал и дальше в Сибирь, на Дальний Восток и Владивосток, в Монголию и Китай. В здании вокзала царит неразбериха: здесь перемешались между собой русские и кавказцы, выходцы из Средней и Восточной Азии, немощные старики и самоуверенные молодые нахалы, целые семьи с множеством баулов и солдаты со своими вещмешками. Еще мы увидели нескольких туристов вроде нас самих, а также множество лиц, которых мы не смогли причислить к той или иной категории.
Мы купили билеты в вагон № 8. Это был плацкартный — самый дешевый — вагон. Снаружи поезд чем-то напомнил поезда, курсировавшие по Германии в 1950-х годах. Как он выглядит изнутри, нам снаружи увидеть не удалось. У двери в вагон стояла проводница в сером костюме, своим видом не дававшая повода усомниться в том, что она знает свои полномочия. Я бы с удовольствием рассказал ей, как мы рады предстоящей поездке по Транссибу, однако выражение ее лица не слишком располагало к этому. Согласно табличке на ее лацкане, ее звали Наташей. «Билет, паспорт», сказала она, и мы поспешили протянуть их ей. Госпожа Наташа что-то отметила в своем блокноте и молча кивнула в сторону двери, как бы предлагая нам зайти в вагон.
Поездка по Транссибу представлялась нам этаким круизом. Пусть это будет старый пароход, а не суперсовременная яхта, но нам предстояло бесконечное путешествие по океану впечатлений с редкими высадками на землю.
Вот такие старомодные мысли лезли нам в головы, когда мы садились в поезд. А госпожа Наташа вселила в нас уверенность, что нам ни о чем не придется беспокоиться. Находясь здесь, нам не придется решать, ехать нам направо или налево — никаких «но» и «если» тоже быть не должно. За три недели нам предстояло преодолеть на этом поезде 7622 километров через Новосибирск, Иркутск и Улан-Батор до самого Пекина. Так много времени разом нам с моей спутницей за девять лет путешествий не доводилось проводить вместе. Правда, была хорошая новость (если ее можно было назвать таковой): в плацкартном вагоне никто и никогда не остается наедине ни с самим собой, ни друг с другом. Нас здесь было 54 человека. Здесь повсюду двухуровневые полки — по две слева вдоль прохода и по четыре поперек справа от прохода. Шесть полок, таким образом, образуют одно «купе», не имеющее, впрочем, внешних стенок и отделенное от соседних тонкой стенкой.
Госпожа Наташа раздавала постельное белье, в связи с чем в вагоне на несколько минут воцарился хаос. 52 пассажира одновременно начали размещать под и над полками свой багаж, распихивать по пакетам и пакетикам вещи, которые пригодятся им в дневное и ночное время и по-солдатски быстро расстилать матрасы. Потом вдруг все вокруг разом успокоилось. Поезд тронулся в путь, а через 20 минут в вагоне выключили основное освещение. А мы, будучи единственными туристами на весь вагон, остались стоять, держа в руках свое постельное белье. У меня была верхняя полка, у моей спутницы нижняя. Когда мы, наконец, расстелили свои постели, большинство остальных пассажиров уже давно спали.
Изначально стоял щекотливый вопрос: что делать, если кто-то из пассажиров будет храпеть? Например, я сплю очень чутко. Но оказалось, что вопрос был не совсем корректен: вокруг храпел не кто-то один, а сразу много людей. Настолько много, что их храп слился в общий, достаточно приятный и баюкающий фон, под который можно неплохо подремать. Так, по крайней мере, я сказал своей спутнице. Она показала мне жестом, что я сошел с ума, и отвернулась.
В ночи поезд остановился. Я вышел на перрон — вместе с несколькими курильщиками. Мимо прошел ремонтник, проверявший по очереди колеса и тормоза, стуча по ним молотком на длинной рукоятке. Я увидел группу немцев, ехавших в вагоне более высокого класса, наблюдавших за ним. «У нас все давно проверяется автоматикой», — заметил один из них, а его товарищи закивали. «С другой стороны, хорошо же, что есть такие классные специалисты, которые могут на слух определить правильное «бам» от неправильного «бум», — сказал другой, как бы напоминая мне, что мы поехали по Транссибу в поисках железнодорожной романтики.
Тем временем раздался на удивление непристойный голос из громкоговорителя. Признаться, я совершенно ничего не расслышал и лишь представил себе, как в здании вокзала в старом кресле сидит какая-то заспанная женщина в пижаме и читает в микрофон сказки на ночь.
Стоянка продлилась 20 минут. Когда я садился обратно в поезд, мне вдруг стало нехорошо — настолько спертым здесь оказался воздух. Ни одно окно не открывалось. Вдруг я обратил внимание, что красный дерматин, которым были обтянуты узкие полки в вагоне, и выкрашенные в белый цвет железные трубы, защищающие обитателей верхних полок от падения, мне кое-что напоминают: почти так же выглядела изнутри подводная лодка в одноименном кинофильме. Я даже засыпал, повторяя одну цитату из него: «Спереди наверху 15, сзади наверху 10!»
Утром моя спутница проснулась и улыбнулась мне. Она выглядела немного помятой, но оттого еще более прекрасной. Я принес ей кофе. Вагона-ресторана в нашем поезде не было, но напротив купе проводницы был самовар. Причем это не была какая-то сувенирная игрушка, а самый настоящий самовар, использующийся по прямому назначению. Вода в нем нагревалась через печку в головной части вагона, которую проводница постоянно топила углем. Поток людей, подходивших к самовару, чтобы испить чаю или кофе или налить кипятка в лоханки с растворимым картофельным пюре, не иссякал на протяжении всего дня. Мы пили кофе и ели пирожные, и смотрели в окно на русские березы.
На следующую ночь мы, равномерно покачиваясь, уснули уже легко. Качало нас уже не только вперед-назад, но и слева-направо, будто мы сидели в карете, ехавшей по не очень ровной проселочной дороге. К этому добавились звуки, типичные для любой железной дороги: как известно, рельсы сварены между собой не вплотную, а имеют на стыках зазоры, чтобы расширяться при повышенных температурах. Когда колеса переезжают эти стыки, раздаются характерные звуки. Мы стали считать их и насчитали около 90 за минуту. Нет ничего удивительного, что пульс под эти звуки быстро успокаивается.
Когда сидишь и ничего не делаешь, быстро начинаешь хотеть есть. Все пассажиры ели, практически не переставая — если только не спали. Женщина с 14-й полки на протяжении двух часов грызла семечки. А толстый мужчина с места напротив расстегнул рубашку и, стоя в проходе, постоянно чесал живот и с хрустом поедал огурцы. А мимо проплывала бескрайняя страна. Мы ехали через сплошные леса, вдоль каких-то рек, мимо маленьких деревень. Изредка нам на пути встречались города. На расстоянии 1777 километров от Москвы мы пересекли Урал и незаметно покинули Европу и попали в Азию. Ни с кем из попутчиков нам поговорить не удавалось: они садились в поезд, сразу устраивались спать, потом просыпались и пялились в окно, а потом высаживались. Интересно, если бы мы сказали, что решили просто так проехать по Транссибу, они сочли бы нас за сумасшедших?
Через три ночи и три дня мы на два дня остановились в Новосибирске. Здесь оказался довольно помпезный вокзал, здание которого имеет форму огромного локомотива и выкрашено в светло-зеленый цвет. Вскоре мы поняли, что этот город так и остался бы неприметной деревушкой, если бы здесь не построили мост, по которому Транссиб пересекает Обь. Теперь Новосибирск является третьим по величине городом России. Наш план был таков: проведя несколько дней в тренировочных штанах в поезде, разнообразия ради познакомиться с местной высокой культурой. Здесь есть балет, симфонический оркестр и несколько известных музеев — моя спутница перед поездкой изучила данный вопрос и разузнала, какие спектакли и выставки мы могли бы посетить.
В город мы прибыли засветло. А когда рассвело, мы поняли, что в помещении проведем как можно меньше времени. Здесь очень мягкий и нежный дневной свет, а воздух теплый. С севера дует сухой воздух, и у нас возникло ощущение, что этот ветер прибыл сюда откуда-то издалека и успел увидеть намного больше Сибири, чем мы. Мы пошли бродить по бульварам — таким широким, будто градостроители специально хотели оставить сибирскому небу побольше пространства. Мы слушали, как шуршали березы в парках чуть поодаль от центральной улицы. Потом мы спустились к величественной Оби. Мы восхитились тем, как уверенно ходят на высоких каблуках местные жительницы, и удивились большому количеству футболок с портретами Путина вокруг. Что это: мода или восхищение президентом, или в этом все же есть какая-то ирония?
Я решил сходить постричься, а то мы заметили, что российские мужчины смотрели на меня как-то странно. Мы нашли прекрасную парикмахерскую. Дама на входе увидела мою пышную шевелюру и пригласила меня войти. Я попал к парикмахеру по имени Надя. Я не говорил по-русски, а она практически не говорила по-английски, так что просто стала показывать мне разные фотографии. «Нет, это слишком похоже на Джастина Бибера», — сказал я. Она поняла меня, кивнула и на протяжении следующих 45 минут работала над тем, чтобы сделать мою прическу как можно более презентабельной. Между делом она рассмеялась по поводу наших попыток наладить общение; рассмеялся и ее коллега из Сирии, как и дама на входе вместе с другими посетителями. Моя спутница также сияла, и мы с ней почувствовали, что нам здесь более-менее рады.
Вскоре мы опять сели в поезд и следующие две ночи и один день ехали до Иркутска — тоже в «жестком вагоне». Мы довольно быстро вновь настроились на ритм жизни в поезде, состоящей из сна, еды, смотрения в окно и коротких высадок на перрон. Мы провели всего лишь неделю в пути, и нам предстояло проехать еще несколько тысяч километров, однако, наши ощущения от поездки несколько изменились. Нам уже не казалось, что мы только и делаем, что едем, едем… К предвкушению следующих остановок прибавилась печаль по поводу того, что поездка скоро кончится. Мы фантазировали, что было бы, если бы у нас появилась возможность проехать на поезде еще и через весь Китай до Вьетнама, а потом перелететь самолетом в Австралию и поехать дальше по пятому континенту.
Иркутск встретил нас настоящей снежной бурей, на поверку оказавшейся тополиным пухом. По вечерам мы сидели на берегу Ангары и пили холодное пиво и наблюдали красочную подсветку фонтанов на фоне острова на реке. По променаду гуляли влюбленные парочки, обнимавшиеся и чем-то напоминавшие романтические фотографии наших родителей. На галечном пляже на берегу Байкала мы ели омуля и смотрели сквозь дымку на восточный берег, на котором можно было разглядеть покрытые снегом горные вершины.
Когда мы вновь сели в поезд и продолжили свой путь, с нами ехало великое множество западных туристов. Большинству из них вся поездка по железной дороге представляется слишком долгой и скучной, и поэтому они предпочитают лететь прямиком в Южную Сибирь, где можно полюбоваться горами и видом на Байкал, а потом относительно быстро доехать до Монголии и Китая.
Дальше мы поехали в четырехместном купе. В нашем вагоне ехали монголы, группа немецких туристов и четверо русских. Монголы приехали ранее в Россию за покупками. На подъезде к границе они распределили между собой закупленные товары таким образом, чтобы никому из них не пришлось декларировать их на таможне. При этом они много и громко смеялись. Глядя на них, развеселились даже русские. Немцы же встали перед планом поездки, висевшем на стене, и пытались понять, где они в этот момент находились и насколько точно в соответствии с расписанием едет поезд. Один из них был при этом особенно усердным, и кто-то сказал нам, что он работает в налоговой службе. Проверив план поездки, он встал у окна и стал смотреть на просторы, по которым мы ехали.
Чем более «монгольским» становился пейзаж и чем больше замедлялся поезд в гористой местности, тем спокойнее и уравновешеннее становился сотрудник налоговой. Его взгляд стал открытым и мягким, он стал рассказывать о своих прошлых путешествиях, на удивление расчувствовавшись при этом.
По прибытии в Улан-Батор мы отправились в монастырь Гандан, а потом дальше на северо-восток, в сторону национального парка Горхи-Тэрэлж. Там мы забрались на Черепашью скалу и бросили монетки, чтобы, по примете, вернуться сюда когда-нибудь потом. А потом, вечером, мы уселись в туристическом лагере перед юртой, в которой нам предстояло переночевать. Вскоре к лагерю подъехал автобус, из которого высадились немцы во главе с нашим знакомым — сотрудником налоговой. За ужином они поспорили, названо ли пиво «Гоби», стоявшее на столах, в честь Горбачева — «ведь есть же водка «Горбачев».
Вскоре в лагере воцарилось спокойствие — настала почти полная тишина. Слева от нас уселся сотрудник налоговой службы и начал что-то записывать в дневник. В юрте справа от нас устроился некий бородатый мужчина с женой. Она уже ушла в юрту спать, а он, как и мы, никак не мог разобраться в собственных ощущениях. А поскольку никто не горел желанием поговорить с ним, он, наконец, затянул свою застольную песню, которую вместе с товарищами уже успел спеть за ужином. Его голос звучал при этом настолько счастливым, а мы после долгого путешествия пребывали в таком хорошем расположении духа, что при всем желании не могли бы возненавидеть его за то, что он мешал нам спать.
Бьёрн Эрик Засс
Источник: inosmi.ru