Специальное заседание Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ), посвященное обсуждению прозванного в СМИ «законом садистов» законопроекта об изменении порядка применения спецсредств к осужденным, собрало в среду в Мраморном зале Администрации президента представителей Генпрокуратуры, ФСИН, Следственного комитета и ведущих правозащитных организаций. 

Не хватало среди них только основателя социальной сети «Гулагу.Нет», одного из наиболее последовательных критиков законопроекта Владимира Осечкина. По словам правозащитника, на обсуждение его не пустили по личному распоряжению главы Совета Михаила Федотова.

Федотов и открыл заседание. В своем вступительном слове председатель СПЧ отметил: авторы законопроекта не скрывают, что в его основу, в том числе в части применения спецсредств к осужденным, был положен федеральный закон «О полиции». 

— Но обоснованно ли это? Среда, в которой работает полиция, сильно отличается от той среды, в которой находятся люди в местах принудительного содержания, — задался вопросом Федотов. Сравнив два документа, он подошел к выводу: порядок применения спецсредств в отношении заключенных должен быть регламентирован максимально точно, поскольку в правовом плане именно они наименее защищены.

— Закон с неточными формулировками подобен оружию массового поражения, он поражает и правого, и виноватого, потому что нацелен на определенную территорию, а не на определенных людей. Меня смущают многие формулировки в этом законе, он полон правовой неопределенности, — говорил глава СПЧ.

После Федотова с официальной десятиминутной речью, обосновывающей позицию Минюста, выступил замглавы ведомства Алу Алханов. 

— Одной из задач концепции развития УИС является разработка комплекса мер по формированию у сотрудников УИС умений, позволяющих эффективно противодействовать противоправным проявлениям со стороны осужденных, — зачитывал он по бумажке текст, почти дословно повторявший пояснительную записку к законопроекту.

Невольно подтвердив опасения Федотова, Алханов рассказал, что перечень средств, которые законопроект в его нынешнем виде допускает к применению в отношении осужденных при нарушениях режима и противоправных действиях — резиновая дубинка ПР-73, светошумовые гранаты, наручники и так далее — полностью идентичен перечню из закона «О полиции». Затем, покончив с официальной частью доклада, замминистра напомнил, что Минюст совместно с СПЧ и аппаратом Уполномоченного по правам человека согласовали предложенные изменения и в феврале этого года направили их в правительство, но «из-за особенностей механизма принятия законов оно не учло их в полной мере».

— Но ко второму чтению Госдума сможет принять эти изменения, — заверил Алханов. — Со стороны Минюста по данному раскладу поддержка и понимание есть.

— Я правильно понимаю, что правительство немножечко другой текст согласовало? — аккуратно переспросил глава СПЧ.

— Да, но частично ваши предложения были учтены.

— И все же, в мае правительство внесло в Госдуму другой проект?

— Да, это несколько иная версия, — признал Алханов.

Слово перешло к замглавы ФСИН Анатолию Рудому, который для начала еще раз зачитал текст той же пояснительной записки. 

— Законопроект действительно предусматривает нововведение в части того, что в случае крайней необходимости сотрудники могут применять спецсредства или огнестрельное оружие, — констатировал чиновник. 

— Норма о том, в каких случаях применяется оружие, гарантирует невозможность необоснованных обвинений в адрес сотрудника УИС, а также минимизирует повреждения здоровья осужденных. В действующем законе эта норма отсутствует, то есть в настоящее время сотрудник может применять физическую силу при правонарушениях, то есть при неповиновении законным требованиям сотрудника, то есть почти в любом случае… А этот закон конкретизирует: было какое-то «неповиновение», а станет «противодействие незаконным действиям осужденных», и тут уже может идти речь о применении силы, — объяснил позицию своего ведомства Рудый.

Еще одним плюсом законопроекта представитель ФСИН назвал норму, согласно которой прокурор должен быть уведомлен о каждом случае применения силы в отношении осужденного в течение 24 часов. Даже в части применения спецсредств, отметил Рудый, новый закон будет гуманнее действующего, ведь к перечню спецсредств в нем добавлены не приносящие вреда здоровью — например, светошумовые гранты, специальные спутывающие сетки и электрошокеры. Новый закон наложит на сотрудников ФСИН и ряд ограничений при применении более привычных спецсредств: бить резиновой палкой по голове и половым органам будет запрещено, водометы нельзя будет использовать при температуре ниже нуля, а огнестрельное оружие будет храниться в специально отведенных для этого местах, что исключит возможность его захвата заключенными.

— При подготовке закона в полном объеме учтены международные стандарты обращения с заключенными, он направлен на то, чтобы сотрудники действовали в соответствии с обстановкой и степенью опасности. Эти изменения снизят риск нарушения законов при применении спецсредств и оружия и исключат двоякое толкование формулировок, — говорил Рудый.

— Да, некоторые формулировки в нем нужно, может быть, уточнить, доработать, но в целом концепция закона современна, и она соответствует требованиям того времени, в котором мы живем, — закончил он.

Руководитель постоянной комиссии по содействию ОНК и реформе пенитенциарной системы при СПЧ Андрей Бабушкин повторять пояснительную записку не стал, обратившись вместо этого к своему личному опыту.

— Посещая в этом году шесть регионов и готовясь к сегодняшнему заседанию, я опросил около 100 сотрудников УИС о проблемах, которые их волнуют. Всего их было 12, и среди них была проблема, сформулированная как «недостаточность правового регулирования применения спецсредств». Ни один из респондентов не поставил эту проблему в число первых пяти главнейших. То есть надзиратели, которых вы якобы пытаетесь защитить, не видят особых сложностей в том, что действующее законодательство не позволяет им в необходимых случаях применять спецсредства, силу, оружие и так далее, — рассказал правозащитник.

С другой стороны, отметил Бабушкин, существует множество более насущных проблем, например применение наручников к заключенным, помещенным в медицинский стационар, или необоснованное использование средств фиксации и резиновой палки.

— Я как человек, который непосредственно посещает колонии, убежден, что этот закон в разы увеличит число случаев незаконного применения оружия и спецсредств, а роль социальных и воспитательных механизмов, напротив, снизится. Зачем их совершенствовать, если можно, поигрывая резиновой палкой, хватаясь за пистолет, решать проблемы влияния на человека? — задал риторический вопрос Бабушкин.

Те пункты законопроекта, которые замглавы ФСИН называл его плюсами, правозащитник последовательно низводил в минус. Говоря о 24-часовом сроке извещения прокурора о применении силы к осужденному, он вспомнил гибель четверых заключенных в челябинской ИК-1 в 2008 году, когда между избиением пострадавших и уведомлением прокурора в Москве прошло не 24, а восемь часов, но этого оказалось достаточно для фальсификации доказательств.

— Открываем закон. Статья 31, пункт 2 — человек вышел на улицу покурить ночью. Это нарушение режима содержания, значит, в отношении него можно применить резиновую палку, шокер, собаку, да что угодно можно. Пункт 4 — группа осужденных вышла на улицу и скандирует, требует прокурора. В отношении них можно использовать даже огнестрельное оружие. Далее, осужденный, не знаю, высморкался в занавеску. И снова дубинкой его можно. Заключенного привели в столовую, он впал в агрессию и стал портить оборудование. Надзиратель на глаз оценил ущерб в три тысячи рублей, расценил это как преступление против собственности и применил к нему огнестрельное оружие. Или: у заключенного в руке ручка. И я сейчас держу ручку.

Но если эту ручку расценить как «предмет, которым можно нанести увечье», а ей его можно нанести, то в меня стрелять нельзя, а в заключенного можно. Эти примеры можно до бесконечности продолжать. Проблема этого закона в том, что есть такое золотое правило — если закон можно использовать неправильно, то он обязательно, обязательно будет использовано неправильно, — эмоционально закончил Бабушкин. 

В зале раздались аплодисменты — в первый и последний раз за все заседание.

Выступивший следом начальник правового управления ФСИН Леонид Климаков начал с общих фраз.: «этот законопроект как никогда нужен», «изменилось и общество, и отношения заключенных с сотрудниками УИС», «закон не запрещает различные программы воспитания и социальных лифтов». Затем эмоциональный градус его речи заметно повысился.

— Мы повседневно сталкиваемся с противодействием той части заключенных, которые выбрали другой путь, которые мешают системе заниматься вопросами содержания и исправления лиц, которые там находятся. Права граждан, безусловно, важны. Но мы имеем дело с другими гражданами, не с законопослушными. Они уже преступили закон! Кто у нас содержится в местах лишения свободы, кто там нарушает требования закона? Фактически — это рецидивисты, ну это правда! — повысив голос, объяснял он. Закончил Климаков тезисом о том, что главная цель закона — дать «сотрудникам УИС право защитить свою жизнь и жизнь иных лиц в колониях».

Директор НИИ ФСИН Алексей Верхотурцев подошел к вопросу издалека.

— Применение силы сотрудниками УИС было закреплено еще в правовых актах дореволюционной России. Есть оно и в международных документах, там также применяется оружие в отношении заключенных. Применение мер безопасности нашло свое подтверждение и в европейских пенитенциарных правилах! — рассказывал он, не с первого раза выговоривая слово «пенитенциарные».

— Еще раз повторю: этот закон корреспондируется с законом «О полиции», который защищает и граждан обычных, и граждан-полицейских. У нас за пять лет количество осужденных повторно выросло на 15-20%. И мы должны делать четкий срез, что это не граждане, которые попали по ошибке туда. То есть порядка 62% сейчас — это уже не первоходы. И, оставляя сотрудника УИС наедине с этими… рецидивистами, мы, очевидно, подвергаем их серьезной опасности, — пугал директор ведомственного института.

Представитель Следственного комитета Владислав Внемников, который озвучивал статистические данные, согласно которым с начала года СК провел более 300 доследственных проверок по заявлениям осужденных о применении силы со стороны надзирателей, был неожиданно прерван неудобным вопросом Бабушкина.

— Посещая Мордовию и проверяя жалобы, я и (председатель «Комитета против пыток» Игорь — МЗ) Каляпин столкнулись с тем, что сотрудники Зубово-Полянского межрайонного отдела СК вместо того, чтобы выезжать на место и получать объяснения по сообщениям о применении силы, передавали эту задачу оперативникам ФСИН. То есть осужденного о его жалобе опрашивал коллега человека, о котором в ней речь идет, с которым они вместе пьют чай. Мы тогда обращали внимание руководства СК на эту проблему. Она решена? — поинтересовался правозащитник.

— Проблемы существуют в любом ведомстве, в том числе и у нас. Нарушения нужно рассматривать, собирать, обобщать в управленческие решения, что-то выяснять, — прозвучал неопределенный ответ.

Озадачил Бабушкин и выступившего следом зампредседателя думского комитета по безопасности Александра Хинштейна.

— Вот вышла толпа, требует прокурора. Спецсредства применять нельзя. И что с ними делать? — рассуждал депутат.

— Вызвать прокурора! — подсказал правозащитник.

— Здорово рассуждать об этом с пятого этажа здания администрации президента. А прокурора в Зубово-Полянском районе нет!

— Но в Саранске-то дежурный прокурор есть, его поднять можно! — парировал Бабушкин.

По мнению Хинштейна, «острота момента» и волна критики законопроекта в СМИ связаны лишь с тем, что правительство направило его в Госдуму, не учтя поправок от правозащитных организаций.

— Но коли эта миссия выпала на Госдуму, мы с ней справимся и выполним ее за коллег. Когда мы видим в любом сотруднике ФСИН желающего нарушить права человека, а в каждом осужденном — жертву злодея, то это неправильно, мир не черно-белый, он цветной. Поэтому ко второму чтению предлагаю в составе рабочей группы довести этот документ до ума, — успокаивал парламентарий.

После короткого выступления председателя ОНК Москвы Антона Цветкова, который не увидел в законопроекте «в целом ничего страшного» и исключил возможность «возникновения тотального беззакония в колониях», слово взял исполнительный директор движения «За права человека» Лев Пономарев. В этот момент Александр Хинштейн попытался покинуть зал, но 73-летний правозащитник настоял на том, чтобы тот остался и послушал.

— Мы сейчас наблюдали за тем, как глава СПЧ и господин Хинштейн выясняли, кто ответственен за внесение этого закона без правок правозащитников, в его нынешнем виде. Почему так произошло, я знаю — потому что это очередной случай преступной практики вброса законопроекта, который будет принят несмотря на возражения. Мое мнение — его нужно отозвать и внести новый, иначе никак. Я понимаю, почему его вбросили. Дело в том, что несмотря на якобы открытость ФСИН все наши усилия в борьбе с насилием в УИС пока ни к чему не привели. В Мордовии в сентябре были избиты десятки человек, на столе у Рудого и остальных были фотографии избитых. Прошло уже сколько? Были только какие-то дисциплинарные взыскания, а десятки человек в результате от своих показаний отказались. Даже тот, у которого была порвана селезенка, написал отказ, сказал, что селезенкой об стол ударился. Вот поэтому я думаю, что этот закон внесен, чтобы узаконить эти вопиющие преступления! — Пономарев был резок, и Рудый отреагировал на его реплику с нескрываемым раздражением.

— Всем поступившим мне материалам была дана правовая оценка со стороны службы, мы привлекли к дисциплинарной ответственности ряд сотрудников, а материалы передали по подследственности в СК, дальше они решали. Поэтому нужно хотя бы знать, о чем говоришь, прежде чем обвинять! У вас всегда что-то «недопустимо», «вопиюще», постоянно только такие тезисы в обсуждениях. Нужно хоть как-то конкретно к вопросу подходить, а не политикой заниматься! — отчитал он правозащитника.

Робкие возражения сотрудника аппарата уполномоченного по правам человека Виктора Немченкова, который встал было с места, Рудый тоже пресек: «Вы мне ручкой-то не машите, не такой вы еще могучий человек, чтоб мне ручкой махать!». Терпение чиновника было на исходе.

— Всех бы попросил работать по существу, а не бросаться неинтересными, ненужными тезисами. Я еще где-то читал очень смешную точку зрения лично для меня — некоторые говорят, что в обострении ситуации в колониях заинтересована ФСИН, чтобы внести этот «кровавый» закон в Госдуму под предлогом защиты сотрудников. Ну это просто вообще бред, на который даже комментарием нельзя ответить, — прокричал замглавы службы. Последней каплей для него стал вопрос Пономарева, который попросил прокомментировать практику давления «активистов» — лояльных администрациям колоний заключенных — на других обитателей исправительных учреждений. С криком: «О боже, какая чушь!» Рудый смахнул со стола микрофон.

На какое-то время заседание СПЧ перешло в новый формат: правозащитники начинали говорить, а утомленный Рудый их тут же осаживал.

— Сегодня в сенате США пройдет рассмотрение законопроекта о запрещении пыток в отношении задержанных, а мы рассматриваем сегодня в России вопрос о легализации пыток. Этим проектом перечеркивается вся более чем десятилетняя позиция, направленная на легализацию…

— Я так понимаю, вы начали опираться на американскую демократию и с нее пример брать? А ОНК у США есть? А у Европы? Да у них вообще таких организаций нет!

— Вы говорите об открытости ФСИН, но как мы в нее можем верить, если этот закон фактически обязывает видеорегистраторы работать только в момент нападения непосредственно…

— Мы сейчас открытость ФСИН обсуждаем или повестку дня?

— А зачем вы все время всех перебиваете? — вставил Пономарев.

—Да я вообще не против, чтобы меня удалили из зала заседания, чем слушать ту чушь, которую вы тут несете!

— Ну так идите, чего же вы!

Остановило разгоравшийся конфликт только неожиданное появление в зале главы Московской Хельсинкской группы Людмилы Алексеевой, которая, впрочем, отказалась выступать.

— Вы мое мнение знаете, господин Рудый. Мне добавить нечего. Этот закон не мешало бы отменить, но если этого сделать нельзя, то дорабатывать его нужно очень существенно, чтобы он не был похож на тот вариант, который в итоге внесли, — сказала она.

После короткой, но энергичной дискуссии о том, какой все-таки вариант законопроекта был внесен в Госдуму, Рудый вступил в перепалку с непредставившимся участником заседания, который с места вежливо усомнился в необходимости резиновых палок для сотрудников УИС.

— Я опросил около сотни сотрудников, действующих и бывших, проанализировал некоторые уголовные дела, и я так понимаю, что она, на самом-то деле, для защиты самих сотрудников ни разу не применялась. Почему бы ее не убрать вовсе? — спросил правозащитник.

— Если что-то неправильно применяется, это не повод для изъятия. Давайте лучше стремиться к тому, чтобы ее правильно применяли. Когда настанет необходимость настоящая в ее применении, а у нас вообще ничего не будет, что тогда сотрудникам делать? Мы сейчас заняты изготовлением материалов различных, в которым подробно разъясняется порядок ее применения, методички различные… 

— Просто у меня после этого анализа сложилось убеждение, что это абсолютно лишний предмет. То есть это для осужденных лишний страх, что за ним постоянно стоит надзиратель с дубинкой, а во-вторых, ее ношение провоцирует сотрудников на то, чтобы ее применять. Зачем она нужна-то?

— Вы, возможно, правильно отметили одну вещь: ПР-73 вызывает некоторое недоверие в общении между заключенными и сотрудниками. Мы обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что в женских колониях нужно или хотя бы как-то прятать эти изделия, чтобы под одеждой были, или убирать их вовсе и пользоваться другими спецсредствами. А насчет мужских колоний — я к таким решениям не готов, это все надо осмыслить. Женщины — они слабые, более духовно развитые существа, нежели мы, мужики, мы более грубые и выдержим при виде дубинки.

Парировал Рудый и приведенные неизвестным правозащитником документальные данные о смертях заключенных от ударов ПР-73.

— Вы привели три случая на 673 тысячи заключенных. По каждому, наверняка, была передана информация в СК. Уроды — они везде есть. Вот недавно мы вскрыли случай, как в одном из регионов в воспитательной колонии один урод моральный бил детей трубой металлической, то есть заходил с киянкой в камеры, пакеты на голову надевал. То есть, урод такой, из девяностых привет. И мы сами этот случай вскрыли, провели проверку, он понес наказание в соответствие с законом. Но это ведь не значит, что все такие, — заверил замглавы ФСИН.

После очередной перепалки — на этот раз о том, на кого ляжет ответственность в случае принятия законопроекта в его нынешнем варианте — председательствующий глава СПЧ Федотов пригласил всех присутствующих в рабочую группу, которая займется выработкой поправок к законопроекту, заверил, что резолюция встречи будет составлена совместно с Бабушкиным, и объявил заседание закрытым.

 

Никита Сологуб

Источник: kavpolit.com

Leave a comment

Your email address will not be published. Required fields are marked *