Кто плачет, а кто смеется, кто терпеть не может российскую власть, а кто ее обожает. Кто патриот, а кто отщепенец. Кто обнищал, а кто сказочно обогатился. Кто живет в Москве, а кто в далекой мертвой деревне. Кто ушел на фронт, а кто сел в тюрьму. Вот так и живем, спустив красный флаг над Кремлем 25 лет назад, 25 декабря 1991 года.
Невольно я стал свидетелем этого спуска, оказавшись в квартире друзей в знаменитом Доме на набережной. Логичная смерть гиганта – она не могла не вызвать чувства оторопи и облегчения. Подняли триколор, и затрепетала на зимнем ветру новая Россия.
Но в тот вечер казалось, что это всего лишь игра понятиями и СНГ – замаскированное продолжение СССР. Московский народ равнодушно спешил по домам. Однако я – вместе с народом – ошибся: Россия с того момента преобразилась радикально. Стала ли она лучше или нет?
На этот вопрос нет однозначного ответа
Не раз и не два в течение мировой истории та или иная страна обижалась на целый свет и требовала сатисфакции, исходя из представлений о своей уникальности. Сейчас в этом обиженном состоянии пребывает (или делает вид) Россия.
Имеет ли она право обижаться на то, что кто-то (Запад, НАТО, Америка) отобрал у нее Советский Союз? Едва ли, потому что Советский Союз рухнул под тяжестью собственных органических пороков, порожденных маниакальной несвободой во всех сферах жизни. Если бы Советский Союз существовал без соседей и врагов, он рухнул бы еще раньше.
Несмотря на весь негатив, на все очевидные признаки авторитарного режима и самодержавия, на все фантомные боли, вызванные распадом СССР и мечтой о его реставрации, Россия больше не является коммунистическим пугалом, созданном на классовой ненависти. Это не Северная Корея. Россия в наши дни не подрывает систему мирового общества потребления. Она хочет потреблять, как и все развитые страны, желает жить лучше.
Но у нее это не совсем получается. С ее сегодняшними несчастьями она располагается в одном ряду с другими проблемными странами, выделяясь, прежде всего, масштабностью территории и ядерным вооружением. Главным врагом новой России с самого начала стало отсутствие представления о том, что такое свобода и зачем она нужна. Доперестроечная интеллигенция знала, что такое освобождение, но в свободе она мало что понимала.
Жизнь России за 25 лет можно разделить на четыре части
Первая – ранний Ельцин. Единственный период, когда возникла надежда на перемены, которые отчасти, хотя и неуклюже, поощряли власти. Именно тогда просвещенная элита России получила редкую возможность объединиться с властью в некое мифическое “мы”. Страна и государство, казалось бы, готовы были к сближению.
Но все испортило слабое представление как власти, так и общества о законах человеческой природы. Народ валил коммунизм с надеждой жить лучше. Он не выдержал испытания какое-то время жить хуже, при этом работая больше, и проклял демократию. Россия стала разворачиваться к своему традиционному состоянию социальной апатии и народной безответственности.
Российские реформаторы думали о реформах для абстрактных людей, не считаясь с реальным народом. Непривлекательность нового, еще только формирующегося режима привела к парламентскому кризису 1993 года, сепаратизму, войне в Чечне, борьбе с олигархами, разгулу бандитизма.
Вторая часть жизни новой России после стыдных президентских выборов 1996 года – это слабый, пьющий Ельцин, отталкивающий от себя реформаторов и призывающий на свою сторону силовиков. Финансовый кризис 1998 года, рост ностальгических настроений, социальной истерики, ценностные расхождения с Западом – весь сгусток этих и других проблем бросили Россию в объятья чекизма.
Путин пришел как расплата за ошибки русской демократии. Но третий период – раннего Путина – еще носил характер политического транзита. Взвешивались разные возможности, и постепенно выяснилось, что Россия не в состоянии догнать Португалию по ВВП на душу населения и что мы – не китайцы. Нет достаточного трудового потенциала. Зато есть дорогая нефть и прогрессирующая ностальгия. Последняя получила идеологическое основание. Здесь отказ от универсальных ценностей, культивирование обиды и опора на традиционные устои жизни вместе с возвеличиванием роли православной церкви. Церковь стала использовать этот исключительный исторический момент для уникального обогащения в обмен на преданность и государственный патриотизм.
Метаморфоза русской обиды
Сейчас, в период зрелого Путина, он, машинист поезда, отцепил локомотив, приставил к последнему вагону и повез в обратную сторону, обещая, что там будущее.
Мы знаем гражданские протесты 2011-2012 годов по этому поводу. Но поезд тогда только набирал скорость движения задом наперед. Если можно считать Путина провидцем, то его план разворота поезда не был уж таким беспомощным. Понимая, что Россия лучше откликается на мобилизацию, чем на модернизацию, он осуществил редкое в истории России единение власти и большей части населения. Русская обида по потерянным землям превратилась в стойкое убеждение в собственном превосходстве – моральном, религиозном, историческом. Кремлевские силовики и дипломаты оказались на высоте. Ложь как богиня войны работает как в холодной войне против Запада, так и в горячей против киевских и прочих противников вернуться под русскую корону. Запад как будто подыграл России, показав свою разобщенность и, прямо скажем, стратегическую неумность. Есть ли выход из создавшегося положения?
В следующей, пятой части истории новой России, возможно, произойдет сближение с вновь обретающим уверенность в себе Западом на благо всем. Но это прогноз, увы, не на завтра.
Источник: newsland.com