14 июня 2015 года исполняется 20 лет со дня самого крупного в истории человечества захвата заложников – буденновского. Владимир Ладный как журналист дважды побывал в захваченной больнице и в итоге вошел в число угнанных в Чечню добровольцев, заменивших собой женщин и детей в соотношении 1:15 – чтобы банда оставила больницу. Колонну не решились штурмовать, и заложники чудом остались живы. Сегодня Владимир – директор филиала “Российской газеты”. А что стало за эти годы с другими участниками, что же стало с Родиной и с нами?
Крестный ход по дороге смерти
У страны эти выходные праздник, у Буденновска – день траура. В воскресенье, 14 июня, в семь утра пойдет по городу крестный ход. От центральной площади до здания больницы. По улицам Пушкинской, Калинина – по тому самому пути, которым ровно 20 лет назад боевики гнали полтысячи заложников. Собирали их по офисам, выгоняли из домов, кто сопротивлялся – били и расстреливали.
Это была дорога смерти. Дорога, пройдя которую, страна поняла: она уже не будет прежней. И не только потому, что после этого сменили руководителей силовых ведомств, от ФСБ до МВД, приняли закон, запрещающий идти на уступки террористам, изменили само понимание террора. “Такое было впечатление, – говорят пережившие плен врачи, – что теракт будто вытолкнул страну из больных девяностых, заставил прийти в себя, окрепнуть и сплотиться”.
Сотни паломников собираются в воскресенье пройти по этому крестному пути. И местные, и те, кто сегодня едет со всей страны, чтобы почтить память. Те, кого держали в плену, те, у кого боевики убили близких…
– Басаевцы врывались в дома, тащили людей, кто сопротивлялся, стреляли, – говорит мне местная жительница Алина Финтисова. – Мой отец пытался меня защитить – схватили и его.
– Мальчишка подбежал, говорит, вы что, фильм снимаете? – вспоминает ее подруга Ольга Сорокина. – Боевик отвечает: фильм, заходи, нам как раз артистов не хватает. Мальчик отказался, и его застрелили.
– В этот же день пройдут службы в храмах и часовнях, – рассказывает заместитель главы администрации города Светлана Куртасова. Именно она была в дни захвата главврачом Буденновской больницы. – Один из храмов построен на деньги, собранные горожанами, “Невинно убиенным буденновцам”. Очень много священников приедет: митрополит Кирилл, Гедеон – вся епархия края. После крестного хода – двухчасовая божественная литургия. Еще служба в часовне у здания горотдела полиции, который тогда первым принял удар басаевской банды. Здесь же, как и каждый год, будет митинг с прочтением фамилий 18 погибших сотрудников, залп. И у памятника убитым вертолетчикам. И у общего памятника, на котором фамилии всех погибших. Панихида, обращение губернатора. Потом уже в полдень, как и каждый год, тысячи людей придут на кладбище почтить память, принести цветы.
А в субботу тут пройдет 14-й региональный фестиваль авторской песни “Корабль мечты”, посвященный 20-летию беды. Будет традиционно много песен о буденновской трагедии, в том числе песни, написанные участниками этих событий и даже заложниками.
Поколение, не знавшее войн
Когда я добровольно стал заложником банды Басаева, и нас из разбитой буденновской больницы угнали в чеченские горы, моей дочке Лене было 5 месяцев. Теперь ей 20 лет – красавица и круглая отличница, она изучала эти события только на уроках истории. Говорят, новые войны вспыхивают тогда, когда вырастает поколение, не знавшее прежних войн.
По двадцать лет сегодня и многим десяткам детей, беременные мамы которых были захвачены в буденновской больнице в далеком 1995-м. Тем из них, кто смог выжить.
– Во время штурма несколько рожениц погибли, – вспоминают сегодня врачи. – А одной женщине прямо во время родов оторвало руку…
Наташе Агейкиной было тогда 18, и была она на четвертом месяце.
– Живем мы в селе Прасковея, – рассказывают мне ее родственники. – Наташа, беременная, работала тогда в Буденновской больнице, санитаркой в лаборатории. Ее и захватили вместе с остальными. Она, хоть и маленькая, под пулями таскала раненых, перевязывала. А когда войска пошли на штурм и стали обстреливать больницу, медсестер в белых халатах, словно белые флаги, басаевцы поставили в окнах и из-за спин девчат стреляли! Медсестру, стоявшую позади Наташи, сразу сразила пуля, а Наташа наша словно в рубашке родилась: только осколки в нее попали… Но потом и ее достала пуля. Пленные врачи сумели сделать ей операцию, выжила, родила дочку Катю. А уже потом, через годы, Наташа родила другую дочку, Дашу. И перед самыми родами из руки вышли еще три металлических осколка, застрявших в далеком 95-м!
Всего за решетку попали больше 20 боевиков, и в основном как раз сейчас, плюс-минус пару лет, басаевцы выходят на свободу
Я не раз приезжал сюда в годовщины трагедии, встречался с теми, кто выжил – они стали другими. Когда в далеком 1995-м я первый раз попал в захваченную бандитами больницу, 14-летняя девочка Аля Финтисова бесстрашно вызвалась под обстрелом, под стволами боевиков показать мне этажи с заложниками, с ранеными и трупами. Завела в родильное отделение, где во время штурма принимали роды, показала фанерные шкафы, где женщины прятались во время обстрела и там и остались, прошитые пулями… Через годы встретил ее в местном музее: Аля принесла сюда трельяж, простреленный автоматными очередями. Этими очередями были убиты ее мама и дедушка… Уже теперь Аля родила, но сыночек ее умер. “Здоровье, нервы, все у заложниц подорвано, – говорили мне врачи. – Эхо трагедии убивает до сих пор”.
Врач и бывший заложник Петр Костюченко показывает мне таблицы: после злополучного 1995 года катастрофически упала в городе рождаемость и выросла смертность.
– Боремся с этим, конечно. При нашей больнице организован сегодня мощный перинатальный центр, женская консультация, родильное отделение. Сейчас город снова стал расти. Но вот персонала в больнице недостаток по-прежнему. Помнишь, в захваченной больнице нам Таня Дувакина помогала? – говорит мне Петр Петрович. – Вытаскивала раненых под пулями, лечила, колола, заставляла боевиков уступать места “тяжелым” больным. Немного таких осталось в медицине – талантливых, чутких, не добреньких, а именно добрых. Но так и не вернулась она на работу. Не смогла пережить гибель мужа: он прорвался в больницу, надеясь ее спасти, и боевики его расстреляли. Только на годовщину, наверное, Таня приедет. Много лет мы ее зовем. Жаль, что больница их потеряла.
– Не могут больше тут работать?
– Ты ведь помнишь, в первый месяц после теракта сотни семей уехали из города навсегда, – разводит руками Костюченко. – Жители, врачи, медсестры. Больнице, конечно, помогла вся страна: сделали прекрасный ремонт, завезли новейшее оборудование и по сию пору обновляют его. Но персонала все равно не хватает.
Суд высший и человеческий
Следствие шло все эти долгие 20 лет, последний приговор вынесен чуть более года назад. Опрошены тысячи свидетелей, в числе которых и я. Описаны и опознаны все бандиты. Боевиков из банды Басаева брали в плен, потом выменивали их на пленных армейцев и других заложников, и снова брали в плен неоднократно. Сотни свидетелей-заложников были вызваны на суд и многократно давали показания, в том числе и ваш корреспондент.
Нелегкое дело – такой суд. Страшные нервы. Приехали те, кого били бандиты, кого ставили к окнам в качестве живого щита, кого искалечили – они оправились от физических ран, но не от душевных. Приехали те, у кого бандиты убили близких. Психологи и психиатры дежурили тут же, и не зря.
И только судья Алексей Проданов держался молодцом. Высокий красавец, рассудительный и спокойный, он казался мне неким суперменом, победившим ситуацию, высшим судией: он умел так подбодрить бывших заложников, что у детей пропадал страх, у женщин уходила истерика и даже бандиты послушно отвечали на вопросы.
Помню, как восхищался я тогда: “Вы, – говорю, – совсем без нервов, профессионал, умеете держать себя в руках, железное сердце!”
Когда многолетние басаевские суды были в разгаре, хмурым дождливым октябрем 41-летний федеральный судья Алексей Проданов выталкивал из осенней грязи свою машину, упал и умер от сердечного приступа. Врачи заключили: острая сердечная недостаточность, нервное перенапряжение. “Внешне он спокойным был, как скала, умел держаться, а сердце не выдержало – сказал мне тогда его коллега. – Алексей еще одна жертва банды Басаева”.
Приговоры, которые он вынес бандитам, – 16, 15, 14 лет колонии строгого режима; самый маленький – женщине, Раисе Дундаевой, – 11. После смерти Проданова (совпадение, наверное) приговоры пошли мягче: 10, 11 лет. Всего за решетку попали больше 20 боевиков, и в основном как раз сейчас, плюс-минус пару лет, басаевцы выходят на свободу.
Связь с браком
Середина “лихих девяностых” – не лучшее время для нашей страны.
– Помнишь, у кого в захваченной больнице были самые современные лекарства? – невесело улыбается хирург Вера Чепурина. – У Бэлы, медсестры боевиков. Прекрасно была укомплектована. В нашей-то больнице не хватало медикаментов, оборудования, да всего в обрез!
Потом писали: почему бросили на Буденновск необученных мальчишек-солдат? Почему была такая жуткая несогласованность действий?
Да кто был, тех и бросили. Подобного захвата заложников человечество еще не знало, а значит, и опыта не было. Стянули все отряды милиции и армейцев с округи, всех, кого могли. Офицеров вертолетного полка бросили против боевиков не на вертолетах, а на автобусах, с одними пистолетами – у памятника погибшим вертолетчикам в это воскресенье пройдет траурный митинг. Как и у памятника погибшим милиционерам – местный ОВД, из которого как на грех большинство сотрудников уехали на учения, бандиты так и не смогли взять и отступили к больнице.
В те дни в паре метров от меня в разгар осады больницы наших бойцов в клочья разорвало танковым снарядом: оказалось, необученный солдат просто случайно задел рычаг, выстрелил в толпу своих же. Мою коллегу Наталью Алякину такой же необученный застрелил в спину случайной очередью. Да и чего стоит факт, что полтысячи километров колонна проехала по России беспрепятственно, и лишь буденновские гаишники их остановили.
Сегодня у нас совсем другая страна – сильная, окрепшая за эти 20 лет. Другая армия. Совсем другая реальность
Координация между отрядами, да и просто связь, была никакущая. Да и вообще 20 лет назад – что за связь? Моей 20-летней дочке удивительно, что интернета не было вовсе, мобильников – практически не было, а репортажи я диктовал с переговорного пункта, заказывая у телефонистки номер московской редакции, и то лишь после того, как оттуда выбили боевиков. А обыскивая нас в захваченной больнице, басаевцы у одного из нас нашли “странный прибор”. Посовещались, не поняли, спросили. Пейджер! “По нему тебя прям везде найдут? Круто!” В Хасавюрте перед въездом в Чечню бандиты отпустили меня позвонить в редакцию – под обещание вернуться. И снова я бегал по городу, искал переговорный пункт, еле успел назад, в колонну, догнал, когда красные “Икарусы” тронулись уже в сторону гор – обещал же.
И не случайно именно журналистов забрали в качестве живого щита при отходе. И не случайно до этого бандиты в больнице стали расстреливать заложников, одну группу за другой, с требованием привести к ним журналистов ведущих газет. Пресса тогда была единственным источником массовой информации.
Тогда и прорвались мы, несколько репортеров, внутрь захваченной больницы – на машине скорой помощи вместе с врачами Верой Чепуриной и Петром Костюченко. Но когда уже подошли к медкорпусу – снаружи начался шквальный огонь. Потом в нашем штабе нам объяснили: нас приняли за боевиков, ошибочка вышла. Шедшая рядом со мной Вера Чепурина упала: сквозное ранение в горло. Тогда я думал, что она погибла. Но через пару дней, снова попав в больницу, ее там встретил.
– Вставили мне дренажную трубку по ходу пули, и уже через день сама оперировала, – вспоминает она.
– На обезболивающих держались?
– Еще чего! Я женщина сильная. А лекарств в той мясорубке и умирающим не хватало, ты же помнишь!
Оперирует Вера Васильевна и теперь, заведует отделением хирургии. Пациенты считают ее просто волшебницей, по сей день она ежедневно занимается спасением людей.
Сегодня у них совсем другая больница, отстроенная всем миром – шесть новых корпусов, оборудование на зависть.
Сегодня у нас совсем другая страна – сильная, сплоченная, несравнимо окрепшая за эти 20 лет. Совсем другая армия – мощная и слаженная, готовая четко выполнить любой приказ и стойко отразить любую агрессию. Совсем другая реальность.
Прав ли тот, который не стрелял
– Ты правда не офицер, а журналист? – недоверчиво спросил меня Шамиль Басаев, когда я пришел к нему в числе добровольцев. – Тогда давай сюда свою журналистскую командировку.
Я дал. Он собственноручно поставил на нее свою печать с лежащим в круге волком и надписью “Разведывательно-диверсионный батальон”, расписался, проставил и дату выезда: 19 июня.
– А дата приезда?
– Ты ж понимаешь, дорога в один конец.
Я понимал. Всю жизнь писал о бандюках и терактах и знал, что живыми террористов в таких случаях никогда не выпускают. А если уж за столько дней взять их не смогли, понятно было, что от автобусов с террористами и заложниками останется в итоге мокрое место.
Потом писали, что приказ атаковать все-таки был дан, но его не выполнили. В реальности никто не захотел взять на себя ответственность за неминуемое убийство заложников. По сей день сыплются обвинения: мол, если б уничтожили колонну автобусов, не было бы цепи следующих терактов – Первомайского, бесланской школы, московского “Норд-Оста”, волгодонского и буйнакского взорванных домов… Другие утверждают, что решив дело миром, людей все-таки подтолкнули к перемирию, иначе было бы еще хуже.
Нам, заложникам, сидевшим тогда в автобусах живым щитом, хочется верить во вторую версию. А мне, журналисту, еще и в то, что люди должны знать всю правду о прежних войнах, и тогда они не начнут новых.
Справка “РГ”
14 июня 1995 года банда террористов Шамиля Басаева напала на город Буденновск. В результате погибли 149 человек, из них около ста мирные жители. 415 получили огнестрельные ранения различной степени тяжести. Частично разрушены Дом детского творчества, здания городской больницы, городской администрации и многие другие, всего пострадало 161 строение. Сожжены и расстреляны 198 автомашин, не считая военной техники. Общий ущерб превысил 95 миллиардов неденоминированных рублей.
Начиная с 18 июня премьер-министр страны Виктор Черномырдин лично вел телефонные переговоры с Шамилем Басаевым. Черномырдин пообещал тогда остановить боевые действия в Чечне и гарантировал безопасный отход всем боевикам, если они отпустят заложников. 19 июня большинство заложников было отпущено – осталось около 130 человек, в том числе добровольцы.
Принятый впоследствии и действующий сегодня федеральный закон РФ гласит: “При ведении переговоров с террористами не должны рассматриваться выдвигаемые ими политические требования”.
Источник: rg.ru
