Есть одна “щекотливая” тема, которую было бы несвоевременно обсуждать ко Дню Победы, но которую, может быть, имело бы смысл затронуть ко Дню танкиста, отмечаемому в нашей стране сегодня. Сознание патриота бывает уязвлено при мысли, что гитлеровская Германия была вовсе не так сильна, как принято думать. В частности, танков у немцев было гораздо меньше, чем у нас. Своим взглядом на танковые реалии Великой Отечественной войны с корреспондентом “Росбалта” поделился известный историк Марк Солонин.
– Марк Семенович, цифры производства танков во время войны, которые можно увидеть в открытом доступе даже в столичном музее на Поклонной горе, демонстрируют “неприличное отставание” Германии от СССР. С кем же мы воевали столько лет? И столько лет потом твердили про “броневой кулак вермахта”. Можно ли попытаться разобраться с танковым вопросом?
– Давайте попробуем. И начнем, как и положено, с цифр. Немцы, начиная с того момента, как Гитлер пришел к власти, и они начали делать запрещенные им Версальским договором танки, выпустили более 46 тысяч танков и самоходных орудий. Самоходки ни в коем случае нельзя из этого списка исключать – это машина, вполне сопоставимая с танком, просто несколько другого типа. Они делались на тех же самых шасси Pz-III/IV.
СССР, по официальным данным, выпустил за войну более 102 тысяч танков и самоходных артиллерийских установок (САУ). Но эта цифра, скорее всего, завышена. Вопрос лишь, до какой степени. Огромные объемы производства приходят в вопиющее противоречие с количеством танков на фронте. Ни в одной из пяти советских танковых армий единовременно тысячи танков не было.
Если же мы будем читать книжки советских историков так, как их надо читать – с лупой, и тщательно вычитывать примечания мелким шрифтом, то мы с удивлением увидим, что цифра в 102 тысячи – это “выпуск и капитальный заводской ремонт”.
Тем не менее, в любом случае выпуск танков у СССР и союзников – США и Великобритании, вместе взятых, получится в четыре раза больше, чем у Германии.
– При этом у Германии доля самоходок весьма высока. А ведь самоходка не имеет вращающейся башни, это достаточно неудобно. Орудие надо поворачивать корпусом…
– Давайте разберемся и с этим. Немцы правильно делали, что производили много самоходок, учитывая условия, в которые их поставила война. Времена “кавалерийских рейдов”, когда танковые дивизии могли проходить по 200 км в день, как это было во Франции в 1940-м и в СССР летом 1941 года, к осени 1942-го закончились.
А в общевойсковом бою, с медленным кровавым прогрызанием обороны, самоходка ничуть не хуже танка с вращающейся башней. Там, где самоходок не было, в атаку вместе с пехотинцами шли расчеты полковой артиллерии, толкая перед собой руками полковые пушки – короткоствольные орудия калибра 57-76 мм. И выстрелами из них подавляли ожившие пулеметные и другие огневые точки.
Та же самая пушка, поставленная на гусеницы и окруженная броней, выполняет эту работу гораздо лучше. Пушка “обслуживает” узкий сектор в 10-15 градусов – для таких отклонений ствола возможности на самоходке есть.
Крутить башню во все стороны надо, когда вы ушли вглубь обороны противника и гоните перед собой толпу, и вдруг из лесочка кто-то бьет вам в зад или в бок. Немцам в 1943-45 гг. возможность уйти вглубь нашей обороны представлялась уже нечасто. При этом надо понимать, что вращающаяся башня – это огромный клубок конструктивных и компоновочных проблем.
– Хорошо, продолжим с цифрами.
– Так вот, важны не только абсолютные цифры, но чрезвычайно важна динамика. Широкая публика обычно забывает, что Германия 1939 года, когда она начала войну, и Германия 1944-45 гг. – это две разные страны.
В 1944 году за один месяц немцы производили истребителей больше, чем за весь 1941 год. В 1943 году они сделали 11,6 тысячи танков и самоходок. Это больше, чем за весь начальный период войны по 1942 год включительно. А в 1944 году немцы сделали 19 тысяч танков и самоходок. Тогда они достигли невероятного роста производства под уничтожающими ударами авиации союзников. Каким образом – отдельная история и большой разговор.
Тот танковый парк, с которым немцы вступили в войну, не идет ни в какое сравнение ни по количеству, ни по качеству с тем, с которым они войну завершали. Виктор Суворов был почти прав, когда написал, что Германия вступила в войну, имея смешное количество плохих танков.
Они начали с легкими танками. За весь 1940 год они сделали 386 танков Pz-IV, которые более-менее тянут на категорию средних. А в 1944 году они делают четыре тысячи “Пантер” и более тысячи “Тигров”. Это другая эпоха.
– А почему Виктор Суворов здесь был “почти прав”?
– Потому что со словом “плохие” надо быть осторожным. “Плохим”, если уж на то пошло, был немецкий Генштаб, который дал инженерам задание на легкий танк с противопульным бронированием и слабым малокалиберным вооружением. Что и было сделано, причем с немецким качеством.
И с учетом требований заказчика немецкие танки были очень даже хороши. Даже чешский Pz-38 (t), с которым они поехали брать Москву, был одним из лучших легких танков, там было много прогрессивных технических решений. Этот танк вполне годился для того, чтобы гонять польскую и югославскую армии или туземцев в африканских колониях. Предъявлять к нему требования как к основному боевому танку великой державы нельзя, но чехи и не претендовали на то, что они великая держава, которой надо завоевать весь мир.
Грубо говоря: нельзя ругать “Жигули” за то, что на них не перевезти пять тонн картошки. Для поездки двух-трех человек по асфальту “Жигули”-“копейка” и их прототип “Фиат-124” прекрасно годились. Что заказали, то и получили.
Когда до немецкого Генштаба наконец дошло, что им предстоит тяжелейшая многолетняя война, они заказали другие танки. И были сделаны “Пантера” и “Тигр”, которые были лучше любых советских, американских и английских танков, и был радикально модернизирован Pz-IV.
Просто к тому моменту, когда немцы поняли, что надо готовиться к войне основательно, для них уже было поздно. Выпуск действительно хорошего вооружения пришелся в основном на 1944-45 гг.
– А почему Гитлер и его генералы накануне войны допустили такую ошибку?
– Удивляться тут особо нечему. Если бы Гитлер был умный или хотя бы нормальный, он вообще бы все это безобразие не устроил. Банда ублюдков, явно психически не уравновешенных, в силу ряда обстоятельств захватила власть в великой стране и начала воротить, что им в головы пришло; там не было нобелевских лауреатов во власти.
Кроме того, есть серьезные основания предположить, что в сентябре 1939 года Гитлер надеялся, что ему предстоит маленькая короткая кампания в Польше, которую они на пару со Сталиным разделают под орех за пару недель – и все. И у них будет передышка на пару-тройку лет, чтобы подготовиться к большой настоящей войне против Британской империи. Вышло несколько по-другому.
– А что вы имели в виду под “кавалерийскими рейдами”?
– То, что и разгром Франции в 1940 году, и, к сожалению, разгром Красной Армии летом 1941-го проходили в логике кавалерийского рейда, правда, осуществленного на технической базе середины ХХ века.
Что такое кавалерийский рейд в огнестрельную эпоху? Его успех или неуспех определялся только одним: побегут или не побегут. Если обороняющиеся не побегут, а развернут пулеметы “Максим” или шандарахнут шрапнелью, они эту конницу просто выкосят. Если же побегут – начинается рубка бегущих, то есть просто бойня.
То же самое, в пересчете на другую технику, и было осуществлено немцами в мае 1940 года на севере Франции и в Бельгии, а затем в гораздо большем масштабе летом 1941 года. А потом еще и летом 1942 года в степях Южной Украины – Харьков, Донбасс и до Сталинграда.
Это были длинные, вытянутые по дорогам колонны немецких танковых дивизий, растянувшиеся на десятки километров и оторвавшиеся от своей пехоты. Две трети немецких танков в 1941 году (а в 1940 году во Франции – все 100%) имели противопульное бронирование и пробивались из любой пушки. По идее, и мы, и французы должны были их расстрелять и сжечь.
Но начиналась паника, и ее волна катилась, опережая скорость продвижения танков. У Франции просто не хватило времени и места, чтобы прийти в себя – она была разгромлена и принуждена к подписанию позорного мира. Но справедливость требует вспомнить, что у Франции и населения было вдвое меньше, чем у Третьего рейха, и территория не так велика. Расстояние от западной немецкой границы до Парижа вдвое меньше, чем от восточной границы Рейха до Минска. Не до Москвы – до Минска. СССР и Красной Армии потребовалось где-то полтора года, чтобы прийти в себя.
Однако после того как истерический крик “Танки!!!” перестал раздаваться над полями сражений, больше никакого “смелого выдвижения танковых клиньев”, как говорилось в плане “Барбаросса”, уже не было. Танк превратился в инструмент войны, имеющий свои сильные и слабые стороны. К концу войны он превратился скорее в дичь, а не в охотника, а его экипаж – скорее в смертников, чем в палачей. На всякую хитрую гайку есть свой болт с винтом.
– А советские танки к началу войны были хорошими или плохими? Правда ли, что первые Т-34 и КВ не смогли использовать, когда началась война, по причине множества серьезных недоработок и недоделок?
– Вовсе нет. Первые Т-34 и КВ не использовали не потому, что у них были “технические недоработки”, а потому что их бросили. В дальнейшем, правда, КВ из действующей армии к концу войны исчез. Это была неудачная, несбалансированная конструкция: трансмиссия и ходовая часть не соответствовали весу танка. Впрочем, если не пытаться гонять тяжелый танк, как мотоцикл (а в документах отмечаются случаи отправки пакета с донесениями на танке КВ), то его броня и огневая мощь производили на немцев шокирующее впечатление. Что же касается Т-34, то его слава хорошо известна и вполне заслуженна.
К началу войны у нас были замечательные легкие танки. БТ – это образец отличного легкого танка, очень подвижного, с мощным для своего класса и своего времени вооружением (45-мм пушка). Т-26 – это английский Vickers-Е, тоже неплохой для своего времени.
То, что огромные “табуны” советских легких танков в начале войны беспощадно расстреливались немецкой артиллерией, неудивительно. Это совершено неизбежный, вполне предсказуемый (и заранее отмеченный в боевых уставах Красной Армии!) результат встречи легких танков с предварительно не подавленной огнем артиллерии противотанковой обороной упорного и смелого противника. Когда в первые дни войны 11-й мехкорпус пытался контратаковать немцев близ Гродно, у небольшого местечка Конюхи, то вместо того чтобы кричать “Танки!!! Окружают!!”, немецкая пехотная дивизия развернула свои 75 противотанковых пушек и перестреляла около 80 танков Т-26 за раз.
А вот то, что немецкие легкие танки дошли до Тихвина, Москвы и Волги – это очень удивительно. Почему их не перестреляли по дороге – вот это удивительно. И ответ на этот вопрос выходит за рамки тактико-технических характеристик и вынуждает перейти к обсуждению совсем других проблем. Человеческого фактора.
И французское, и советское общество (и их армии как составная часть государства и общества) оказались не способны к предельному напряжению своих сил, к истребительной войне, к тому, чтобы массово жертвовать жизнями ради общих целей. Причины этой неготовности были у каждой страны свои. Что касается СССР, то правление большевиков эти общие цели основательно размыло.
– Вернемся к собственно танкам. Возникает такой вопрос: если немцы, напав на СССР с тремя с половиной тысячами танков, захватили сразу 10-12 тысяч наших танков, почему же они их не использовали и не увеличили свои танковые войска в несколько раз?
– Вопрос этот действительно возникает часто, и мне его часто задают. Видите ли, численность танковых войск не определяется численностью наличных танков. Немцы относились к военному делу очень серьезно, педантично, по-немецки. И им в голову не приходило создавать много-много танковых дивизий, в которых не было бы ни командного состава, ни подготовленных экипажей, ни ремонтников, ни сопровождения. Опять же, грубо говоря, нельзя приготовить очень много борща, если вам привезли целый грузовик капусты.
Во второй половине 1941 года немецкая промышленность, работая в одну смену, с выходным днем и со всеми праздниками, при 40-часовой рабочей неделе выпустила полторы тысячи танков, из которых на Восточный фронт попало всего-навсего 512 машин. Почему они вели себя таким странным образом, я ответить не могу. Скорее всего, в 1941 году они считали, что война на Востоке и так уже выиграна. И заморачиваться гигантской головной болью с использованием трофейной боевой техники они не стали.
Использовать трофейные танки гораздо труднее, чем использовать трофейные пушки или винтовки. Скажем, много наших пушек Ф-22 немцы очень эффективно использовали в качестве противотанковых.
А танки – это куча проблем, включая распознавание на поле боя. По полю идет танк БТ, и надо понять, он “за нас или против нас”. А времени на размышление не слишком много, и никаких ответчиков “свой-чужой” для танков еще никто не придумал. Обслуживание: танк – очень хрупкое сооружение, как ни странно. Моторесурс – где-то 100 часов, потом нужен капремонт и запчасти. А их нет, ремфонда нет, запчастей нет, даже инструкций по эксплуатации нет.
В начале войны немцы считали, что они распрекрасно справятся. А к тому моменту, когда они поняли, что не справляются, гора трофейных советских БТ и Т-26 уже не представляла никакой боевой ценности. Это были просто мишени, да и что осталось от танка, простоявшего под снегом и дождем два года.
Танковая техника за войну фантастически быстро выросла по качеству, и это относится не только к нашим танкам, но и к немецким. Ничего из того, с чем они начали войну в 1941 году, к концу войны уже нельзя было найти в войсках. И Pz-IV конца войны, с длинным стволом и усиленной до 80 мм лобовой броней, уже мало общего имел с “четверкой” 1941-го.
При всем при этом несколько сотен Т-34 немцы реально использовали в боевых частях.
– То есть они взяли “лучшую вырезку” из нашего, а на освоение остального у них ресурсов не было?
– Можно сказать и так. А вообще, надо понять простую вещь. Танки привлекают внимание публики, журналистов, киношников и писателей. Однако же главным инструментом сухопутной войны был не танк и тем более не самолет – а артиллерия. Богом Второй мировой была артиллерия, и успех или неуспех операции зависел от числа стволов и эшелонов боеприпасов. Танковый прорыв – это очень красиво, это стрелочки на карте, это можно показать в документальном кино (а если много денег, то и в художественном). Но не танк был главным оружием.
Леонид Смирнов
Источник: rosbalt.ru