15 августа 1945 года император Хирохито по радио объявил о капитуляции Японии. За прошедшие 70 лет страна не дистанцировалась от своего милитаристского прошлого столь решительно, как это произошло в Германии.
Речь премьер-министра Японии Синдзо Абэ по случаю 70-летия со дня капитуляции Японии во Второй мировой войне многие ожидали с нетерпением, но неожиданностей она не принесла. Абэ упомянул, что в те годы невинным людям были принесены неисчислимые страдания, но подчеркнул: “Япония уже неоднократно выражала глубокое раскаяние”. По словам Абэ, послевоенные поколения японцев не должны обременять постоянные извинения. Ранее предполагалось, что ради снижения напряженности в регионе правоконсервативный премьер использует в своей речи такие термины, как “покаяние” и “японская агрессия”. Этого не произошло.
В марте 2015 года во время визита в Японию канцлер ФРГ Ангела Меркель (Angela Merkel) напомнила, что Германия признала вину за войну, и Франция в ответ протянула ей руку дружбы. “Проработка прошлого – это одно из условий, чтобы достичь примирения”, – сказала она, косвенно намекнув, что японцам стоило бы более активно и самокритично переосмыслить военное прошлое. Ответ был по-японски вежлив и тоже с четким намеком. Министр иностранных дел Фумидо Кисида заявил: сравнивать подходы двух стран к истории “несоразмерно”, слишком различается произошедшее с Японией и Германией во время войны. К тому же их окружают разные соседи, добавил Кисида, но углубляться в детали не стал.
Новые националистические тенденции
15 августа 1945 года император Хирохито по радио объявил о капитуляции. Неужели Япония, в отличие от Германии, не вынесла из случившегося никаких уроков? Предположение не кажется невозможным, если учесть вновь оживающий японский национализм и исторический ревизионизм. Достаточно вспомнить травлю, которой подвергся четверть века назад журналист леволиберальной газеты “Асахи”, опубликовавший критическую статью на тему “женщин для утешения” (так в Японии называют жительниц оккупированных в годы войны стран, которых склоняли к принудительной проституции. – Ред.). Синдзо Абэ лишь укрепляет это впечатление, дистанцируясь от высказываний своего предшественника на посту премьера, говорившего об ответственности Японии за десятки миллионов жертв. Абэ также посетил неоднозначное святилище Ясукуни, где захоронено несколько военных преступников.
Эксперты отмечают: для Японии характерен разрыв между официально-правительственной политикой и общественным отношением к военному прошлому. “Общий ландшафт японской памяти – это яростная борьба различных интересов и взглядов”, – поясняет историк Себастьян Конрад (Sebastian Conrad) из Свободного университета Берлина в беседе с DW. В Германии, по его мнению, “не столь серьезная разница” между историческими позициями государства и общества. Японистка Гезине Фольянти-Йост (Gesine Foljanty-Jost) из Галле-Виттенбергского университета считает, что в Японии не выработан “единый язык” для проговаривания табуированных тем. Японцы все еще задаются вопросами, была ли та война агрессией или только особым путем к “восточно-азиатской сфере благосостояния”. Именно так обосновывало японское руководство планы региональной экспансии в первой половине ХХ века.
Разница в подходах Германии и Японии
Послевоенные японские правительства всегда стояли на том, что ответственность за военные преступления в достаточной степени искуплена двусторонними договорами о репарациях и экономической помощью. Инициативы по углублению взаимного примирения между народами, например, по выпуску совместных школьных учебников в Японии и Южной Корее, хоть и появлялись, но “никогда не исходили из политических кругов”, уточняет Фольянти-Йост. С другой стороны, нелегко вести открытый диалог, например с Китаем, где тщательно контролируется свобода мнений. Как подметила в 2005 году газета Frankfurter Allgemeine Zeitung, “Японии пеняют, мол, там так и не появился свой Аденауэр с его политикой примирения. Возможно. Но точно также ни в Корее, ни в Китае не появилось ни своего Бен Гуриона, ни Де Голля”.
Когда в 1949 году в ФРГ принимали новый Основной закон, либерал из Свободной демократической партии (СвДП) и будущий первый федеральный президент Теодор Хойс (Theodor Heuss) заявил, что 8 мая 1945 года немцы были “освобождены и уничтожены одновременно”. Такой двойной взгляд на военное поражение был, хоть и не столь широко, распространен в Германии задолго до знаменитой речи Рихарда фон Вайцзеккера (Richard von Weizsäcker), в 1985 году назвавшего день окончания войны “днем освобождения”. Выступление Вайцзеккера вызвало большой резонанс и в Японии. “Речь была переведена и издана большими тиражами, критически настроенные правозащитники и интеллектуалы не раз ссылались на нее, чтобы мотивировать правительство к большим публичным жестам”, – рассказывает Себастьян Конрад. Но подобный двойной подход к военному прошлому как на поражение вместе с освобождением не получил распространения в Японии.
“Ветер меняет направление”
С точки зрения американских оккупационных властей, проработка японского милитаризма закончилась приговорами важнейшим военным преступникам на Международном трибунале в Токио. Как и в случае с Германией после Нюрнбергского процесса, США были заинтересованы прежде всего в надежных союзниках для холодной войны против СССР и КНР.
Здесь таится одна деталь, частично объясняющая разницу в исторических подходах Японии и Германии к военному прошлому. Послевоенная Германия с самого начала была вовлечена в “европейский проект” и взаимную дружбу с Францией в качестве его двигателя. “Японию также приняли в западный союзнический альянс, однако японская послевоенная политика однонаправленно ориентировалась в сторону США, что привело к ее выпадению из регионального контекста”, – поясняет Конрад. В результате критические голоса из Китая, Кореи, Тайваня стали хоть как-то восприниматься в Японии лишь в 90-е годы по окончании холодной войны.
Именно во второй половине 1990-х годов японские правящие круги проявляли наибольшую готовность к каким-то формам самокритики и публичного покаяния. В 1995 году к 50-летию окончания войны и в 1998 году в связи с темой принудительной проституции японские премьер-министры совершали публичные жесты в контексте политики примирения. Однако они не имели той символической силы, как в 1970 году, когда тогдашний канцлер ФРГ Вилли Брандт (Willy Brandt) неожиданно для всех преклонил колени во время возложения венка к памятнику героям восстания в Варшавском гетто.
За прошедшие 20 лет в Японии, по выражение Конрада, “ветер немного сменил направление”. Националистические группировки в парламенте, а в последние годы и в правительстве, вновь навязывают свою трактовку истории. Ужесточившаяся политика Китая по поводу спорных морских территорий и другие подобные разногласия с соседями лишь подпитывают японский национализм. Тем не менее японские массмедиа высказывают предположение, что в своей речи по поводу близящегося 70-летия окончания войны в Азии Синдзо Абэ будет использовать такие термины, как “покаяние” и “японская агрессия” – ради снижения напряженности в регионе.
Источник: dw.com