Ушел блестящий петербургский литератор Самуил Лурье. На самом деле, не просто литератор, но журналист, эссеист, мыслитель, писатель, аналитик, литературный критик, историк литературы. Он обладал множеством талантов, однако сам себя Самуил Аронович называл всегда именно литератором. Очень по-русски. В духе нашей великой культуры XIX столетия, когда Литература была, но не было еще разнообразных союзов писателей и прочих суетливых структур.
В еженедельнике “Дело” (издавался с 1995 по 2008 год) наши с ним колонки несколько лет соседствовали на одном развороте, при этом многие говорили мне, что начинают читать газету именно с текста Лурье. Однако подобные фразы никогда не пробуждали обиду, поскольку он, бесспорно, был первым, и сей факт признавали все.
У Самуила Ароновича как будто имелся личный договор с богом относительно русского языка. То, что удавалось Лурье, не удавалось больше никому. Его фразы вились волшебным образом от слова к слову, творя удивительный текст – яркий, ироничный, неповторимый. Любого из нас – обозревателей еженедельника – можно было бы заменить. Можно было бы пригласить другого экономиста или политического аналитика. Но Самуил Аронович оставался незаменим. Его газетная колонка не являлась строго экономической или политической. Это была колонка Лурье. И люди читали ее именно потому, что писал Лурье, а не потому, что хотели получить комментарий на тему, по которой имеется ряд специалистов.
Казалось бы, это несколько странная ситуация для рационально выстроенного профессионального аналитического издания. Но Самуил Аронович во многом перевернул его. Своим примером он сделал газету более авторской, более образной, более литературной. Читая его колонки, хотелось в какой-то мере на них равняться. Не просто проанализировать проблему, но и внести в статью свое личное отношение, иронию, тонкий подтекст. Лурье никогда впрямую не обижал никого из политиков нашей печальной эпохи, но иногда так был способен пройтись по ним, что мало никому не показалось бы. Способность подобным образом выстроить текст всегда хотелось перенять у Самуила Ароновича, но перенять это, конечно, никому не удавалось. Не только в еженедельнике “Дело”, но и во всем огромном Санкт-Петербурге он был лишь один такой.
Это был чрезвычайно приятный в общении человек, хороший собеседник, доброжелательный коллега. Но я практически не помню Самуила Лурье веселым, улыбающимся. Грусть умного, талантливого литератора, казалось, навсегда впечаталась в его лицо. Он видел наш мир таким, каков он есть. А уж последние пятнадцать лет у него и вовсе не оставалось никаких иллюзий.
“Родиться при Сталине, умереть при Путине…”, – сказал он как-то о своей жизни, и в этой кратком определении двух ключевых для каждого человека дат прозвучала вся печальная история его поколения. Того поколения, которому было много дано, и которое на много надеялось, но сходит со сцены с ощущением безнадеги, глядя на восторженные толпы обывателей, которых, увы, ни русская история, ни русская культура ничему не учат.
Впрочем, у меня лично нет сомнения, что в Санкт-Петербурге есть тысячи людей, которые многому у Самуила Лурье научились. Не миллионы, а тысячи. Но ради них стоило работать, стоило писать этим волшебным, заманивающим читателя языком. Стоило жить, несмотря на то, что его жизнь оказалась лишь кратким промежутком между двумя печальными эпохами, которые он не мог принять.
Дмитрий Травин
Источник: rosbalt.ru